Королева моими страданиями упивалась и за муки часто вознаграждала: заставив смотреть на нее, утирала мне слезы, целовала. Порой даже ставила на колени и, трогая за член, спрашивала, мол, чье это? Я неизменно отвечал: «Ваше, моя Королева, целиком ваше». За подобные ответы она меня хвалила, дескать, отвечай всегда так, без раздумий и колебаний, искренне и преданно.
Закончила она со мной не скоро. Быстренько подхватив лопаточку, нагнула меня через колени и возобновила истязание. Я мычал, скрипя зубами, утратив всякое подобие гордости и достоинства, которое ты, кстати, не прекращаешь демонстрировать. Хотя, может, и во мне что-то оставалось от упертости, но я ее в себе не чувствовал. Потом, закончив, Королева заметила, что зад мой налился идеальным цветом.
Оттенок моей попки так понравился ее величеству, что она не хотела пороть меня дальше, однако не могла остановиться, не выяснив пределов моей выносливости.
«Ну, раскаялся в непокорности, мой юный принц?» — спросила Королева. «Еще как, ваше величество!» — ответил я сквозь слезы, и Королева возобновила порку. Мне оставалось лишь невольно напрягаться и дергаться, что не спасало от боли и ударов, только смешило Королеву.
К тому моменту, как она все же удовлетворилась, я ныл словно сопливая принцесса.
Королева поставила меня перед собой на колени, утерла мне лицо, промокнула глаза платочком и поцеловала, одарив щедрой похвалой. Назначила меня своим лакеем, мастером над гардеробом. Мне одному предстояло одевать и раздевать ее, ухаживать за ее волосами… Многому надо было выучиться, и направлять меня Королева собиралась лично. Не хотела, чтобы меня испортили.
Наивный, той ночью я решил, что худшее позади: измывательства солдат по дороге в Замок, темная и грязная кухня… Конюх завершил мое укрощение, и я стал смиренным рабом Королевы, душа которого принадлежит ей вместе со всеми частями тела.
Как я ошибался! Худшее ждало впереди.
Принц Алекси замолчал и посмотрел на Красавицу, что лежала, положив голову ему на грудь. Она старалась скрыть свои чувства, которых пока еще не поняла. Красавица словно своими глазами увидела все унижения Алекси, однако вместе со страхом в ней пробудилась страсть.
— Мне и то пришлось намного легче, — робко сказала она первое, что пришло на ум.
— Не уверен, — возразил Алекси. — Видишь ли, после кухонных страстей ее величество освободила меня и сделала своим личным рабом. Ты не пережила такого освобождения.
— Так вот в чем суть покорности, — пробормотала она. — Я должна прийти к ней другим путем.
— Если только… не заслужишь мерзейшего наказания. Чтобы пройти его, понадобится недюжинная смелость. Правда, тебя необязательно ему подвергнут, ведь гордыню в тебе уже потихоньку смиряют.
— Сегодня я вела себя отнюдь не гордо, — возразила Красавица.
— Ну нет, еще как гордо, — с улыбкой отметил принц Алекси. — Однако вернемся к моему рассказу: я покорился лорду-конюху и после Королеве. В ее руках сразу позабыл о груме. Я думал о себе как о собственности ее величества: свои же ляжки, попку, член представлял как ее игрушки. Но до полного смирения мне предстояло пройти еще более суровую школу…
— Не стану в подробностях рассказывать, как я учился прислуживать, как сносил капризы Королевы. Все эти трудности ты познаешь сама, когда начнешь служить Принцу, ведь он, влюбленный, вознамерился сделать тебя своей личной служанкой. Впрочем, тяготы легко пережить, если ты предан госпоже или господину.
Я учился кротости, когда меня ради потехи унижали, и это было нелегко.
Первые дни в услужении у Королевы заняло мое обучение, которое проходило большей часть в пределах ее опочивальни. Я носился по комнате, как принц Геральд до меня, повинуясь любой прихоти повелительницы. За малейшую нерасторопность меня строго наказывали.
Королева не хотела простого слугу, ибо простых слуг в Замке пруд пруди. Для полного счастья ей не хватало изучить меня, сломать и сделать идеальной игрушкой.
— Игрушкой, — прошептала Красавица. Именно живой куклой она чувствовала себя, побывав в руках Королевы.
— Она с огромным удовольствием отправляла меня прислуживать другим принцам и принцессам. Первым делом определила к принцу Геральду, который еще не знал, что скоро ему предстоит покинуть Замок. Он жутко ревновал и бесился, когда Королева приблизила меня к себе. Королева же составила изящный план, как вознаградить его за службу, а заодно перековать мой характер.
Принца Геральда ежедневно привязывали к стене в спальне Королевы, откуда он следил, как я изо всех стараюсь угодить ее величеству. Это стало пыткой для Геральда, пока он не понял, что в мои обязанности входит ублажать и его.
Лопаточкой и просто голой рукой Королева вгоняла меня в исступление, учила быть изящным и педантичным. Я подносил ей и шнуровал туфельки, опоясывал ее, причесывал, полировал каменья… Лупила она меня без продыху, ягодицы не знали милости, икры и бедра покрылись незаживающими рубцами. Лицо постоянно блестело от слез, как и у всех рабов в Замке.
Когда от ревности член Геральда затвердел до такой степени, что принц готов был извергнуть свою страсть без посторонней помощи, Королева послала меня омыть его и ублажить.
Ты не представляешь, как это было унизительно. Я ненавидел тело Геральда. И все же послушно взял бадью с теплой водой и отправился мыть ему хозяйство, а мыть его следовало, как обычно, зажав губку в зубах.
Геральд встал на низкий столик, и я на коленях омыл ему ягодицы, промежность и член. Но Королеве и этого было мало, по ее приказу, я — тихо плача, как юная принцесса, — вылизал Геральду ствол, яйца и щель между жопок. Даже в анус — такой кислый, если не сказать, солоноватый на вкус — язык запустил.
Принц Геральд своего удовольствия не скрывал.
У него на заднице имелись шрамы. Мне было отрадно видеть, что Королева больше не порет его лично, препоручая это дело груму. Геральда секли в общем зале, среди остальных рабов, которые никак его промеж себя не выделяли. И все же я кривился, когда вылизывал его рубцы.
После омовения Королева поставила Геральда на колени и велела ему заложить руки за спину, а мне — вознаградить ее бывшего фаворита. Я понял, чего от меня ждут, но притворился, что не знаю. Тогда Королева прямо велела мне взять в рот член Геральда и опустошить его чресла.
Не передать, как я испугался. Я чувствовал, что не справлюсь, и только из страха прогневать ее величество принялся сосать Геральду. Губы и челюсти немели, а Геральд еще и сам тыкал мне жирной головкой члена в глотку. Королева порола меня беспощадно, задавая ритм. Она приказывала сосать медленно, со смаком и пользоваться языком. Когда семя Геральда наконец излилось мне в рот, она велела проглотить все до капли.
Сдержанность моя не обрадовала Королеву, она напомнила, что любой ее приказ я должен исполнять не колеблясь.