– Ясно, – сказал русский. – А если тот, в кого придется стрелять, не будет представлять опасности? Ты выстрелишь?
– Почему бы тебе что-нибудь не рассказать о себе, а? Давай, поделись. Может… ты не такой крутой…
– Крутой… нет, я не крутой. Но кое-что я тебе расскажу. Это было много лет назад. В месте, где родились те, кто вас взорвал. Нам приказали… убрать за собой. Это значит – берешь несколько килограммов взрывчатки и тела. Если все правильно сделать… следов просто не остается и ублюдок так и останется без вести пропавшим. Мы выполнили это задание – и поехали обратно. Дорога шла через село, и те, кто ехал впереди, – вот они были крутые. Но они заблудились. А когда толпа окружила машины… они не смогли открыть огонь. И наш… командир тоже не смог приказать нам открыть огонь.
Русский доел свой гамбургер.
– Нас вернули. Один офицер приказал выставить на прямую наводку гаубицы и сказал, что если нас не вернут, гаубицы снесут село с лица земли. Нас вернули. Кого живого, кого – уже нет. Тем парням, которые были в первой машине, первым делом отрезали яйца. Потом – выковыряли глаза. И все это делали женщины.
– Ладно,*censored*ня все это. Поехали…
Если ты хочешь любить меня – полюби мою тень.
Открой для нее свою дверь, впусти ее в дом.
Тонкая длинная черная тварь прилипла к моим ногам.
Она ненавидит свет, но без света ее нет.
«Наутилус Помпилиус»
Мирзаев был уязвим. Он был уязвим тем, что не мог жить, как бандиты, и жил, как обычные олигархи и лица, к ним приближенные. У него был дом в охраняемом коттеджном поселке, машина с водителем и один охранник. И все. Он полагал, что его защищает авторитет, но мне на его авторитет было плевать.
Пока есть время – скажу то, чего я недоговорил американцу. Есть только один способ расколоть и подчинить себе таких, как тот мент, который сдал этого благонамеренного придурка ни за понюх табаку. Надо дать им понять, что ты готов их убить. И убьешь их быстрее, чем те, кого они боятся. Вот тогда они твои с потрохами. Кстати, именно поэтому все эти крутыши (которые круты только бабу на хор ставить) – как только к ним обращаются ваххабиты, они им чуть ли не ноги целовать готовы. Они не радикальные исламисты, нет. Просто они понимают, что если они вступят в конфликт с государством, то государство будет их наказывать, вызывать повестками, надо будет искать адвоката, заносить следаку… мерзкий, долгий и нудный процесс. А вахи не наказывают – они карают. Голову отрежут без лишних базаров, и все. Поэтому вахов боятся, их постоянная готовность к беспределу пугает.
И меня – боятся…
Винтовку, которую я обычно применял, я вынужден был отдать американцу, для него она привычнее. Сам – вооружился обычным «АКМ» с глушителем, переделанным на автоматический огонь. На него поставил двухдиапазонный лазер – и этого хватит. Прицел на таком автомате особо и не нужен.
Два ночных монокуляра я купил в интернет-магазине. Шестнадцать штук каждый, поколение 1+
Основой прибора ночного видения служит преобразователь, он бывает трех основных поколений – 1, 2 и 3. Есть еще 2+ и 1+. По ценам они отличаются кардинально, на момент написания поколение 1 можно было купить за 9 тысяч рублей. поколение 3 – хорошо за сотню, его если и покупают, так за счет бюджета.
Дешевые и с недостатками – но нам не воевать, тем более что 1+ для своей цены неплохое. У лазера есть режим для ночного видения, с монокуляром в самый раз – в прибор видно, а невооруженным глазом – нет. С обмундированием ничего мудрить не стали – немного модифицированное для охранника, черное, купленное в «Сплаве», подошло. Сумку на спину, то есть тактический рюкзак, – и пошли…
Машину мы загнали в лес и отметили ее местонахождение по GPS – он был и у меня, и у Дэна… так его проще называть, и он не против. Примерно прикинул расстояние… довольно далеко тащить. Больше километра. Ну да… Бог не выдаст, свинья не съест…
– Как насчет молитвы? – поинтересовался Ефимофф.
– Ты что, каждое дело с нее начинаешь?
– Ага. Научили родители.
– Помогает?
– Жив до сих пор.
– Ну, читай. Тихо только…
Пусть читает. А мне неохота. И не потому, что я не верю. Верю… на войне все верят. Остался же я в живых. Значит – для чего-то.
Я знаю, что меня ждет – там. Я знаю, что я недостоин ни прощения, ни милости. Я только надеюсь на то, что Он выслушает меня там. Просто – выслушает перед тем, как взвесить на весах мои деяния и определить мне место.
И потому я не молюсь.
А Ефимофф – молится. Мне даже жаль его. Я мало его знаю, но думаю, что это неплохой человек. И среди американцев много неплохих людей. Вот только в нашем мире это ничего не значит…
И мы пошли…
Дождя не было долго, почва была сухой, поэтому шлось легко. Мы шли так, чтобы нас не видно было с дороги. Но чтобы дорога немного подсвечивала нам. Для поколения 1+ хватало за глаза…
Так мы прошли метров триста, а потом – американец подал команду «опасность». И начались наши неприятности…
Тут раньше был колхоз… наверное. До того, как колхоз развалился, земли продали по десять штук грина за сотку и застроили коттеджами. Остались дороги – полевые. Они шли теперь в никуда – не было полей, не было полевых станов – но они были. И вот на одну эту дорогу съехал… кажется, внедорожник.
Как назло. Этого только не хватало.
Мы как раз собирались пересечь дорогу, но вместо этого вынуждены были залечь. Я молил всех святых, чтобы машина проехала мимо – но она не проехала. Остановилась сразу после нас – метрах в десяти.
Гадство.
Вспыхнули и погасли стопы. Хлопнула одна дверь, потом другая…
– Где это, а?
Кавказский акцент. Аварцы.
– Тут тихо. Помнишь, на прошлой неделе к моему дяде ездили…
– Дальше проедем…
– Не, там есть яма. Я помню. Где фонарь?
– Я…
– Где фонарь, ишак?!
– Там, в багажнике есть! Аварийный, да…
Дверь оставалась открытой. Играла дагестанская эстрада, какой-то певец пел про свои любовные страдания. Кстати – а вы знаете про дагестанскую эстраду? Нет? Напрасно. Бывают хорошие вещи…
– Лопату взял?
– Да, брат, взял…
Включился фонарь. Луч света пробил темноту…
– Шайтан, где яма…
Не дожидаясь, пока эти твари нащупают лучом фонаря кого-то из нас, я открыл огонь. Короткая очередь – остановка. Фонарь падает в траву… останавливается, луч безжизненно светит куда-то назад.
– Сафар! – И тут же, более истеричным и испуганным тоном: – Сафар!
Урод. С бейсбольной битой на автомат. В монокуляр ночного видения мне было отлично его видно – он пытался обойти машину, держа на замахе бейсбольную биту.