Утром глаза у Глеба были еще немного красные, но резь прошла, они больше не слезились.
– Ты у меня чудо, Санька! – Он чмокнул меня в щеку и убежал.
А я решила приготовить к вечеру что-нибудь вкусное. Глеб обожает мясо с баклажанами. Пойду сейчас на рынок, куплю хорошего мяса, овощей, зелени, ягод… До чего ж это приятно – не считать каждую копейку! Скоро пойдут вишни, надо будет обязательно сделать вареники, мое коронное блюдо, позвать гостей… Надо извлекать из жизни каждую крупочку радости!
Возвращаясь домой с полными сумками (купила еще две бутылки хорошего вина в магазине «Ароматный мир» неподалеку от рынка и две большие бутылки минеральной воды в палатке у дома), я увидела, что почтовый ящик у нас полон. Поставила сумки и открыла ящик. Куча рекламных листков, газета, счет за междугородные переговоры и несколько писем. От поклонниц, наверное. Одно из них было адресовано мне. Я хотела вскрыть его уже в лифте, но рук не было, как говорится. Дома я бросила сумки и прямо в прихожей надорвала конверт. Оттуда выпали несколько цветных фотографий. На всех был Глеб с какой-то ослепительной девицей! У меня перехватило дыхание. Я опустилась на стул в прихожей. Фотографий было четыре. На одной Глеб сидел с ней и каком-то ресторане, пристально глядя на нее с такой улыбкой… У меня даже сердце заболело. Я слишком хорошо знаю, когда он так улыбается. На втором снимке они шли по какой-то аллее, и он обнимал ее за плечи. На третьем они были в лодке. Он в шортах, а она в купальнике. На четвертом они в той же одежде полулежали на траве. Собственно, ничего криминального в этих снимках не было. Но у меня задрожали руки. Вот оно, началось… Вполне возможно, что это просто его партнерша по съемкам, попыталась я себя успокоить. Уж если кто-то решил сделать компрометирующие снимки, то, наверное, постарался бы снять их в более откровенном виде… А раз нет, то не надо и внимания обращать. Глеб говорил, что ему предложили сняться в каком-то клипе. Работы на день-два, а деньги хорошие. Может быть, это и есть его партнерша по клипу? Они очень красиво смотрятся вместе…
Господи, кому и зачем понадобилось присылать мне эти фотографии? Я схватила конверт, осмотрела его внимательно со всех сторон. Ничего примечательного, штемпели московские… Доброжелатели, мать их! Ну и что прикажете с этим делать? Выбросить в помойку? Или сохранить и предъявить Глебу?
Спросить, кто это такая и что все это значит? А что толку? Глеб будет с честными глазами уверять меня, что это просто пробы к фильму или что-то еще, сугубо профессиональное, мне захочется ему верить, и я же буду чувствовать себя виноватой… Нет, к чертовой матери! Я порвала фотографии на мелкие кусочки и выкинула обрывки в мусоропровод. Но предварительно разглядела красотку. Она и вправду была хороша – лет двадцати двух от силы, яркая, красивая. Может, это она сама и прислала, – так сказать, для сведения? Многие дамы такое практикуют. Но мне плевать. Ну даже и оступился Глеб, плоть слаба, как говорится, а у него сейчас от свалившейся известности уж точно голова кругом пошла. Что ж, значит, надо это пережить как болезнь. Если он меня любит, перебесится, никуда не денется, а если уже не любит… Но об этом думать не хотелось, слишком больно, просто непереносимо. Он даже не спросил, что мне сказала бабка, снова мелькнула мысль. Но я ее отогнала. Наверное, он все понял и просто не хочет бередить мне душу этими печальными разговорами. Решено, я ничего ему про эти фотографии говорить не стану, я все перенесу, я ведь люблю его, а за любовь надо бороться… С какой стати мне отдавать его первой попавшейся вешалке? Ничего, Саша, ничего, никуда он от тебя не денется. Вот заболят у него глаза или живот, куда он пойдет? К вешалке?
Как бы не так! Перед такими длинноногими красотками надо выглядеть стопроцентным секс-символом, тут не разноешься, не станешь рассказывать, что у тебя от макарон живот пучит или в сырую погоду ломит левую ногу… С этим он даже к маме своей не пойдет, она его так занудит, что он от нее через четверть часа смоется… Боже ты мой, о чем я думаю?
Что ж, я теперь гожусь только на роль грелки и клизмы? Ну уж нет, Глеб Евгеньевич, так дело не пойдет!
Мне надо учиться существовать отдельно. Самостоятельно. Думать о себе. И начать работать. Да, а ведь Уля мне так и не позвонила. Ничего, я ей сейчас напомню.
– Уля, ты забыла про мою редакторскую карьеру?
– Ничего я не забыла, просто Анюты сейчас нет, она в отпуске, как я и думала. Вернется через две недели. Наберись терпения! А пока для тренировки пойди купи первую попавшуюся книжонку, какой-нибудь детективчик и попробуй его отредактировать.
– Зачем?
– Говорю же русским языком – для тренировки.
Возьми карандашик или ручку и на полях делай пометочки, вноси исправления, ну и все такое. Сама знаешь, как это делается, все-таки три курса театроведческого не могли пройти даром, правда?
– Ладно, попробую.
– А что это у тебя такой понурый голос?
– Я расстроилась, что твоей Анюты нет в городе.
– И только?
– Конечно, что же еще?
– Ну мало ли…
– Нет-нет, все в порядке.
– Что ты делаешь сейчас?
– Собираюсь готовить мясо с баклажанами.
– Дело хорошее, ничего не скажешь. Для любимого мужа?
– Конечно, не для себя же.
– Ну-ну, валяй. Все, Сашка, я убегаю, дела ждут!
– К Сигизмундычу бежишь?
– Если бы! Но по его заданию, так сказать!
– Тебя это греет?
– Как ни странно, да, – засмеялась Ульяша как-то удивительно молодо. Я ей даже позавидовала. – Между прочим, послезавтра я уеду дней на десять в Киев, – сообщила Ульяша, отсмеявшись. – Что тебе привезти?
– Конский зуб, – не моргнув глазом, ответила я.
– Сашка, это дурная привычка – семечки лузгать.
– Ну я же не всякие люблю, а именно конский зуб!
– Ладно, так и быть. И откуда у тебя такие плебейские вкусы? Но где-то я тебя понимаю. Жаренный с солью конский зуб – это вещь! Помнишь, как Андрею на пятидесятилетие кто-то прислал из Одессы мешок конского зуба, а Марина негодовала, потому что все гости ничего не ели, а только семечки лузгали?
– Еще бы не помнить!
– Сашка, мне не нравится твой голос! Что стряслось?
– Ничего, Улечка, правда, ничего! Ой, у меня сейчас баклажаны подгорят, – поспешила я завершить разговор, на самом деле я даже еще не вынула мясо из сумки. Моя трудовая деятельность откладывается.
Значит, надо как-то жить пока. Решено, я никому ни звука не скажу об этих чертовых фотографиях. На них не было ничего, что может служить поводом для ревности, в конце концов, мой муж актер… А если эта сучка сама прислала снимки, чтобы я начала скандалами выживать Глеба из дому, то не дождется, шиш ей! И я энергично взялась за готовку. Мясо получилось пальчики оближешь. Я и не заметила, как слопала целую тарелку. Давно у меня такого аппетита не было, наверное на нервной почве… Стоп, Сашка, только не начинай лечить горе жратвой. Это пагубный путь. Многие женщины глушат свои любовные драмы калориями, и ни одну еще это не привело к успеху. А мне нужен, мне просто необходим успех, жизненно необходим… И ты надеешься достичь успеха на ниве редактирования чужих рукописей? – спросила я сама себя. Но ответа у меня не было. Была только растерянность и боль. Я поскорее ушла с кухни, но у меня так сосало под ложечкой, что я побежала назад и очистила себе две молодые морковки. От них по крайней мере не разжиреешь.