Картик берет меня за руку и выводит из канализационной трубы. Мы оставляем там Фоулсона, он дергается и сыплет проклятиями в темноте…
Идти вдоль грязной Темзы — истинное наслаждение. Воздух, который какой-то час назад казался вонючим, теперь сладок в сравнении с удушающими миазмами канализации. Болезненный кашель и фальшивое пение грязных жаворонков плывут в тумане. Туман прорезает радостный вопль. Кто-то нашел здоровенный кусок угля, и эта новость приветствуется с восторгом и воодушевлением, и несчастные начинают с новой энергией шарить в воде, надеясь тоже отыскать что-то ценное. Но им не удается нащупать на дне ничего, кроме камней. Я слышу тяжелые всплески, когда камни падают обратно на дно Темзы, в эту могилу всех надежд.
— Мне надо сесть, — говорю я.
Мы добираемся до причалов и отдыхаем, глядя на лодки, качающиеся на воде.
— Ты как, в порядке? — спрашиваю я после долгого молчания.
Картик пожимает плечами:
— Ты слышала, что он сказал. Вот и подумай.
— Но это все не так, — возражаю я. — Амар сказал…
Я умолкаю, думая о недавней встрече с братом Картика в Зимних землях. Но я пока что не готова в этом признаться.
— В твоем бреду он сказал, что ты станешь моей погибелью. Ты поэтому стараешься держаться от меня подальше?
Картик не отвечает прямо.
— Ну, отчасти и так…
— А от другой части?
Лицо Картика затуманивается.
— Я… нет, ничего.
— Ты поэтому не хочешь входить в союз? — спрашиваю я.
Он кивает.
— Если я не войду в сферы, это видение не осуществится. Я не могу причинить тебе зло.
— Ты говорил, что неведение — не судьба, — напоминаю я. — Если ты откажешься входить в сферы, ты просто не окажешься там, вот и все. Но ведь и кроме того есть сотни способов что-то сделать мне, здесь, если вдруг захочется. Ты мог бы утопить меня в Темзе. Или застрелить на дуэли.
— Или повесить тебя на кишках какого-нибудь здоровенного зверя, — поддерживает шутку Картик, и на его губах появляется чуть заметная улыбка.
— Да, или навеки отдать миссис Найтуинг, чтобы меня заклевали до смерти.
— О, это слишком жестоко, даже для меня.
Картик качает головой и смеется.
— Ты считаешь мою неминуемую смерть такой уж смешной? — дразню его я.
— Нет. Не в этом дело. Но как ты расправилась с Фоулсоном, — говорит он, на этот раз злобно усмехаясь. — Это было нечто… из ряда вон.
— Мне казалось, ты считаешь силу пугающей.
— Считал. И считаю. Немного, — признается Картик. — Но, Джемма, ты ведь могла бы изменить мир…
— Для этого нужна сила куда как побольше моей, — возражаю я.
— Верно. Но совсем не обязательно менять все сразу. Это могут быть небольшие воздействия. Моменты. Ты понимаешь?
Теперь он смотрит на меня совсем по-другому, хотя я и не понимаю смысла его взгляда.
Мачты кораблей высовываются из тумана, давая нам знать, что суда где-то рядом. Вдали слышен вой сирены, подающей сигналы во время тумана. Несколько судов уходят подальше от берега, к морю.
— Какой унылый звук. Одинокий, — говорю я, прижимая колени к груди. — Ты это ощущаешь?
— Одиночество?
Я подыскиваю слова.
— Скорее, смутную тревогу. Как будто ты не нашел самого себя. Как будто заблудился в тумане, и сердце вдруг подпрыгивает: «Ах! Да вот же я! Вот чего мне не хватало!» Но это происходит слишком быстро, и найденная частица тебя снова исчезает в тумане. А ты тратишь остаток жизни на ее поиски.
Картик кивает, и мне думается, что он просто хочет меня успокоить. Я чувствую себя глупо из-за того, что высказалась. Это сентиментально и слишком откровенно, я открыла ему частицу себя, а этого делать не следовало.
— Знаешь, что я думаю? — говорит наконец Картик.
— Что?
— Иногда мне кажется, что ты можешь заметить нечто такое в других.
И с этими словами он наклоняется ко мне, а я — к нему. Наши губы встречаются в поцелуе, и это взаимный поцелуй. Ладонь Картика ложится на мою шею. Мои ладони касаются его лица. Я притягиваю его поближе. Поцелуй становится глубже. Рука Картика скользит вниз, на мою спину, он прижимает меня к груди.
С причалов доносится какой-то шум. Мы отодвигаемся друг от друга, но мне хочется большего, большего… Его губы кажутся чуть припухшими после поцелуя, и я гадаю, так ли выглядят и мои.
— Меня следует посадить в тюрьму, — говорит Картик, кивком указывая на мои брюки и желая подчеркнуть, что я выгляжу как мальчишка.
Властный бой колоколов Биг-Бена напоминает, что уже очень поздний час.
— Лучше не засиживаться, — говорит Картик. — Твои чары не продержатся вечно, а мне не хотелось бы стоять здесь, когда Фоулсон и его дружки освободятся.
— И в самом деле…
Мы проходим мимо заводи, где процеживают воду грязные жаворонки. И лишь на несколько секунд я снова отпускаю на волю магию.
— Ой! Праведные святые! — внезапно раздается над рекой мальчишеский голос.
— Что, нарвался на что-то эдакое? — звучит в ответ старушечий смех.
— Это не камень! — заходится в крике мальчишка.
Он выскакивает из тумана, крепко сжимая что-то в ладони. Бродяги спешат к нему, пытаются рассмотреть, что он держит в руке. А на ладони грязного парнишки вспыхивает крупный рубин.
— Мы богаты, ребята! Это и горячая ванна, и полный живот для каждого!
Картик бросает на меня подозрительный взгляд.
— Надо же, какое странное везение!
— И в самом деле.
— Я не стану предполагать, что это твоих рук дело.
— Я вообще не понимаю, о чем ты, — пожимаю плечами я.
Вот так и начинаются перемены. Один жест. Один человек. Один момент времени.
Фрея несет нас к школе Спенс. Молодая луна почти не освещает дорогу, но лошадка и сама знает, куда бежать, а нам только и остается, что сидеть на ее спине и отдыхать от ночных приключений.
— Джемма, — говорит Картик после очень долгого молчания, — я выполнил свою часть сделки. И теперь ты должна рассказать мне все, что тебе известно об Амаре.
— Он разговаривал со мной. Он сказал, что я должна передать тебе кое-что.
— Что именно?
— Он просил сказать тебе, чтобы ты помнил: в твоем сердце скрыто все. Что там ты найдешь и свою честь, и свою судьбу. Для тебя это имеет какое-то значение?
— Он время от времени повторял это прежде… что глаза могут и обмануть, но сердце всегда говорит правду.