Саймон, моргнув, приходит в себя, ошеломленный, что обнаружил меня в своих объятиях.
— Благодарю за танец, мистер Миддлтон, — говорю я, делая шаг назад.
Неловкая улыбка появляется на его губах.
— Мне было очень приятно…
И тут же его взгляд ищет в толпе Люси.
Сплетни разлетаются как опасная инфекция. Обо мне шепчутся, на меня таращатся из-за вееров, когда я отхожу в сторонку.
Магия захлестывает меня. Я от нее задыхаюсь. Она наваливается на меня как болезнь, заражающая любого, кто ко мне приближается, высвобождая их тайные желания. Какой-то джентльмен предлагает мне руку, чтобы помочь сесть, и попадается на этом жесте. Он поворачивается к мужчине постарше, сидящему неподалеку.
— Что это вы мне недавно сказали, Томпсон? Вы за это ответите.
Губы старшего джентльмена сжимаются.
— Фентон, вы сошли с ума?
— Разве это безумие — сказать, что вы больше не будете шантажировать меня моими долгами? Вы мне не хозяин!
Он толкает старого Томпсона — и магия разливается дальше.
Пожилой джентльмен встает.
— Ну, довольно, приятель. Осмелюсь заявить, что если бы не мое благодушие, вы давно бы уже обнищали, а ваша семья оказалась бы в работном доме!
«Тихо, тихо, — мысленно говорю я. — Забудьте. Вернитесь к своим бренди и сигарам».
Мужчины снова берут стаканы. То, что было сказано, уже забыто, но остается горький осадок, и они посматривают друг на друга с опаской.
Я подбираюсь к какой-то старой деве, сопровождающей девицу, и чувствую боль в ее сердце. Она мучается страстным желанием, она влюблена в своего женатого нанимателя, мистера Бидла.
— Он не знает, — во внезапном порыве говорит она. — Я должна сказать ему. Я должна признаться ему в своих искренних чувствах, немедленно!
И я только и могу, что схватить ее за руки и держать, пока ее желание не сменится другим, внушенным мной.
— Не съесть ли нам по пирожному? — говорит старая дева своей подопечной. — Мне что-то вдруг ужасно захотелось сладкого!
На лбу у меня выступают капельки пота. Магия прожигает насквозь мои вены.
Лорд Денби осторожно подходит ко мне. У него багровое лицо, глаза пылают.
— Вы затеяли очень опасную игру, мисс Дойл.
— А вы разве не поняли, сэр? Я и вправду очень опасная девушка.
— Вы просто представления не имеете, что мы можем с вами сделать, — ровным тоном произносит он, обжигая меня взглядом.
Я шепчу ему на ухо:
— Нет, сэр. Это вы представления не имеете, что я могу сделать с вами.
В его глазах на мгновение вспыхивает страх, и я понимаю, что выиграла этот раунд.
— Оставьте моего брата в покое, или вам придется пожалеть, — предостерегаю я.
— О, слава небесам, наконец-то я тебя нашла! — восклицает Фелисити. — Добрый вечер, лорд Денби. Вы не будете ужасно на меня сердиться, если я уведу от вас мисс Дойл?
Лорд Денби расплывается в улыбке.
— Ничуть, моя дорогая!
— Куда ты запропастилась? Ты должна меня спасти! — требовательно говорит Фелисити, крепко держа меня под руку.
— От чего?
— От Горация Маркхэма! — со смехом отвечает Фелисити.
Я смотрю через ее плечо и вижу, что Гораций не сводит с нее глаз. Он крепко вцепился в ее веер, как будто это сама Фелисити.
— Это просто ужас, как он за мной постоянно бродит! — жалуется Фелисити, строя рожицу. — Чудовищно!
Я смеюсь, радуясь, что очутилась в мире Фелисити, где все превращается в настоящую драму — от надоевшего поклонника до выбора шляпки.
— Незачем быть такой обаятельной, — дразню ее я.
— Ну, — задумчиво произносит Фелисити, откинув голову, — с этим я ничего не могу поделать.
Мы с Фелисити сбегаем на террасу, выходящую на улицу. Кучеры собрались вместе, чтобы не скучать. Один рассказывает смешную историю, остальные ловят каждое его слово. Они хохочут, но тут же поспешно расходятся, заметив кого-то из гостей. Люси Фэрчайлд, в шляпке, с прямой спиной, стремительно шагает к своей карете. Саймон спешит за ней, но сопровождающая Люси резко гонит его прочь. Кучер помогает женщинам сесть в экипаж, и они отъезжают от тротуара, оставив Саймона стоять в одиночестве.
— Какая прелесть! — радостно восклицает Фелисити. — Настоящий скандал! На моем балу… и не я тому причиной! Изумительно!
— Да, это и вправду изумительно — то, что ты не имеешь отношения к случившемуся, — насмешливо говорю я.
Фелисити упирается руками в бока, на губах появляется ехидная улыбка.
— Я хотела предложить тебе вместе выпить лимонада, но, пожалуй, обойдусь без тебя. А ты можешь смотреть, как я наслаждаюсь, и страдать в одиночестве!
Она не спеша уходит, а я наслаждаюсь прохладным воздухом, омывающим кожу. Внизу лорд Денби утешает сына. Они о чем-то говорят, но я не слышу слов. Лорд Денби наконец одерживает победу, и они с Саймоном возвращаются на бал.
Когда они проходят мимо широкой двери террасы, лорд Денби замечает меня. Он пронзает меня взглядом, а я прикладываю пальцы к губам и посылаю ему воздушный поцелуй.
День после бала, воскресенье, я провожу с родными. Приходит портниха, чтобы подогнать платье по моей фигуре и внести кое-какие мелкие изменения. Я стою перед зеркалом в наполовину законченном платье, а она втыкает булавки тут и там, то убирая складку, то добавляя оборку. Бабушка топчется рядом, то и дело отдавая портнихе указания, цепляясь за каждую мелочь. Я не обращаю на нее внимания, потому что девушка, смотрящая на меня из зеркала, уже становится самостоятельной особой, другим человеком. Я не могу в точности объяснить, что это такое; это нечто, чему я не могу подобрать названия. Я просто знаю, что она там, что она возникает из меня, как скульптура из глыбы мрамора, и я волнуюсь, ожидая встречи с ней.
— Ты очень похожа на мать. Я уверена, она бы этому порадовалась, — говорит бабушка, и мгновение безвозвратно утрачено.
То, что пыталось вырваться из мраморных глубин, исчезло.
«Ты больше не будешь упоминать о моей матери, — мысленно говорю я, закрывая глаза. — Просто скажи, что я очень хороша собой. Скажи, что мы все счастливы. Скажи, что я чего-то добьюсь в жизни, что впереди нас ждут только безоблачные дни».
Когда я снова открываю глаза, бабушка улыбается моему отражению.
— Боже мой, да ты просто волшебно выглядишь в этом платье!
— Воплощенное очарование, — говорит портниха.
Вот так-то. Это уже лучше.
— Бабушка говорит, что ты будешь самой очаровательной девушкой во всем Лондоне, — заявляет отец, когда я прихожу к нему в кабинет.