Он разгоняет толпу, но не может так же легко изменить настроение людей; рабочие продолжают возбужденно переговариваться.
— Эй, — обращается к нам коренастая женщина с младенцем на руках. — А что тут делают такие модные леди? Что, приключений ищете?
— Конечно, нет, — отвечает Фелисити тоном особы, которая приехала в бедный район на богатой карете, чтобы поглазеть на нищету.
— Так и убирайтесь отсюда. Мы вам тут не развлечение. Не сегодня. Не для таких, как вы.
— Да как вы…
Я хватаю Фелисити за руку.
— Ни слова больше!
Мы поворачиваем за угол и наконец находим нужный дом. Мы придумали сказочку для того, чтобы нас впустили, однако усталая домохозяйка умеет задавать вопросы дамам, явившимся навестить ее жильцов. И полагает, что ее самые дурные подозрения готовы обернуться отвратительной правдой. В конце концов она нас впускает, два раза стучит в дверь мага и утомленным голосом сообщает ему о гостях.
Глаза доктора Ван Риппля округляются от изумления. На нем поверх брюк и рубашки надет старый, поношенный халат.
— Входите, входите. Боже мой, я этим вечером совсем не ждал гостей!
Он закрывает за нами дверь. Огромное полотно в золоченой раме висит в углу комнаты. На нем изображен молодой доктор Ван Риппль в тюрбане. Его растопыренные пальцы направлены на женщину, пребывающую в полубессознательном состоянии; она, видимо, находится под воздействием его чар. Под картиной прикреплена табличка: «Доктор Теодор Ван Риппль, мастер иллюзий! Искусство магии, которую необходимо увидеть, чтобы поверить!»
На стене — портрет немолодой женщины с темными волосами и такими же, как у доктора Ван Риппля, глазами. Рядом с портретом прикреплена прядь волос, уложенных в рамку под стеклом, как напоминание о любимом человеке. Прядь потускнела.
— Моя мать, — говорит доктор Ван Риппль, заметив, куда я смотрю. — Даже наилучший иллюзионист не может обмануть смерть.
Доктор Ван Риппль предлагает нам сесть на потрепанную кушетку, покрытую старым шотландским пледом. Я сажусь на что-то твердое — и это оказывается книга, «Портрет Дориана Грэя» Оскара Уайльда.
— А, так вот она где! А я все думал, куда она подевалась, — восклицает доктор Ван Риппль, хватая книгу.
Фелисити кривится.
— Мистер Уайльд осужден за непристойность. Говорят, он совершенно безнравственный человек.
— Это Квинсберри и люди вроде него безнравственны и непристойны, — возражает доктор Ван Риппль, подразумевая того человека, который выдвинул обвинение против мистера Уайльда.
— Почему вы так говорите, сэр? — недоумевает Фелисити.
Доктор Ван Риппль склоняет голову к цветку в петлице и глубоко вдыхает.
— Истинная привязанность и любовь чисты, и они всегда стоят выше слепого фанатизма.
— Но мы пришли сюда не для того, чтобы говорить о несчастьях мистера Уайльда, — спешит сказать Фелисити.
Это звучит грубо, но доктор Ван Риппль ничуть не обижен ее резкостью.
— Да, действительно. Так чем я обязан вашему визиту?
— Нам нужно от вас кое-что, — говорю я.
— Ах… боюсь, я вас разочарую, но я с недавних пор перестал выступать как иллюзионист. Так что мне нечего вам предложить, кроме старых фокусов старого человека. А это не то, чего хочется людям в наши дни. Им нужны вульгарные острые ощущения, — ворчит доктор Ван Риппль. — Вроде того, что им предлагает этот типчик Гудини, который выскальзывает из цепей и запертых ящиков. Это дешевка, для мюзик-холлов. В свое время я выступал в лучших театрах, от Вены до Санкт-Петербурга, от Парижа до Нью-Йорка. Но, боюсь, нынче времена магии миновали. Новая сила этого мира — промышленность. Индустрия и алчность.
Он глубоко вздыхает.
— Однако вы ведь пришли не для того, чтобы выслушивать истории о былом и о каком-то старом маге, мои дорогие. Так что я готов пожелать вам доброй ночи.
— Мы вам заплатим, само собой, — говорю я.
Во взгляде доктора Ван Риппля вспыхивает интерес.
— А… Ну да. Ладно. Меня можно, наверное, убедить помочь милым леди, за скромное вознаграждение.
— Насколько скромное? — спрашивает Фелисити.
— Мисс Уортингтон, — говорю я, натянуто улыбаясь, — я совершенно уверена, что доктор Ван Риппль назовет честную цену. Нам бы не хотелось его обидеть.
— Никаких обид, о чем вы? — говорит старый маг. — Итак, чем именно старый волшебник может помочь таким очаровательным юным леди?
Он широко улыбается.
— Мы подумали, что вы могли бы рассказать нам о Вильгельмине Вьятт, — говорю я.
Доктор Ван Риппль хмурится.
— Не думаю, чтобы я мог оказаться вам в этом полезен.
— Я уверена, можете, и даже очень, — сладко произношу я.
Я достаю кошелек, и губы доктора Ван Риппля снова складываются в улыбку.
Мы договариваемся об оплате, и хотя сумма больше, чем мне бы хотелось, это единственный способ заключить сделку. Доктор Ван Риппль прячет монеты в карман. Мне даже показалось, что ему хочется проверить их на зуб.
— У мисс Вьятт был кинжал? — выпаливает Фелисити, к немалой моей досаде.
— Нет, насколько я помню. А я уверен, что кто угодно запомнил бы подобное оружие.
Доктор Ван Риппль задумчиво поглаживает бороду.
— А фраза «Правда в ключе» говорит вам о чем-нибудь? — спрашиваю я.
Доктор Ван Риппль поджимает губы, некоторое время раздумывает.
— Боюсь, нет.
— А она когда-нибудь упоминала о ключе — вообще каком-нибудь ключе, который имел бы для нее значение? — продолжает допрос Фелисити.
— Нет-нет, — качает головой доктор.
— А после нее остались какие-то вещи? — с надеждой спрашиваю я, но эти надежды тут же гаснут.
— Было несколько платьев, но я их продал. Так что у меня осталась только одна ее вещь — грифельная доска.
— Можно на нее взглянуть? — прошу я.
Доктор Ван Риппль роется в шкафу и возвращается к нам с той самой грифельной доской, которую я видела в снах и видениях. Доска приличных размеров, около фута в высоту и фут в ширину, и она крепится на деревянной подставке. Пальцы скользят по ней, и я ощущаю царапины, оставшиеся после долгого использования.
— Можем мы купить это у вас? — набравшись храбрости, спрашиваю я.
Старый иллюзионист качает головой.
— Боже мой… В ней заключено столько сентиментальных воспоминаний, что я просто не могу…
— Сколько? — перебивает его Фелисити.
— Ну, может быть… пять фунтов? — предполагает он.
— Пять фунтов!