Светильники, расположенные на подволоке грузового трюма, заливали пространство своим холодным светом. Трюм контейнеровоза «Монблан» был почти пуст. Это был последний полет старого корабля, ветерана галактических трасс.
С него было снято все ценное оборудование и полностью уничтожена база данных бортового компьютера. Корабль несся в гиперпространстве, жестко пристыкованный к борту тяжелого крейсера «Персей». В определенной точке космоса оба корабля выйдут из гиперпространства в обычный трехмерный космос и расстыкуются. Далее «Монблан» будет следовать один. Его задача – подойти как можно ближе к планете Лукхор, если он еще не будет к этому времени уничтожен, войти в атмосферу планеты, выпустить из грузового отсека свой груз и погибнуть. Грузом были четыре аэрокосмических истребителя типа «Гепард». Именно ради их доставки в нужную точку в нужное время и совершался этот дальний рейд. И именно ради этого было принято решение пожертвовать старым транспортным судном.
Стройная высокая женщина, облаченная в черный флотский мундир, мерно стуча каблучками по палубе, направлялась в дальний конец грузового трюма «Монблана», где у самой аппарели в электромагнитных захватах находились истребители. Экипаж «Монблана» готовился к эвакуации, и в трюме проводились последние работы перед расстыковкой. Все невольно оборачивались вслед проходившей женщине. Она была красива. Пышные, иссиня-черные волосы, выбивающиеся из-под форменной пилотки с белым кантом и эмблемой Военно-Космического Флота, ниспадали на плечи. С иголочки пошитый мундир – прямая юбка и китель с погонами капитана 2-го ранга идеально облегали стройную фигуру. Черные форменные туфельки и тонкие прозрачные чулки завершали наряд. На груди поблескивал золотой значок пилота экстра-класса палубной авиации ВКФ и два ряда орденских планок. Это была традиция, уходящая в глубину веков.
Флотский офицерский мундир признавал только три цвета: черный, белый и золотой.
Из двух экипажей летящих состыкованными кораблей только двое знали о цели предстоящей миссии – командир «Персея» и она, командир отдельной истребительной авиаэскадры Ольга Шереметьева.
Сегодня она изменила своей привычке. Обычно Ольга появлялась на ангарной палубе авианосца, на котором проходила службу, в рабочем комбинезоне и ботинках, чтобы вместе с техниками и инженер-механиком проинспектировать все закоулки своей машины. Но сейчас времени переодеваться не было, она только что вернулась после разговора с командиром крейсера, уточнив детали предстоящей операции. Подойдя к последнему «Гепарду», Ольга жестом остановила четырех техников унтер-офицеров, оторвавшихся от работы, чтобы ее поприветствовать.
– Вольно, парни! Продолжайте. Как, Иван Петрович, укладываетесь?
Это тоже была традиция, оставшаяся с давних времен. Не в строю и во внеслужебное время офицеры флота, в отличие от армейских офицеров, всегда называли друг друга по имени отчеству, даже при большой разнице в чине.
– Все в порядке, Ольга Александровна! Проводим последнюю проверку? – доложил капитан-лейтенант, инженер-механик ее истребителя.
– Все нормально, подготовим вашу «Ведьму» и остальных в лучшем виде, – подтвердил подошедший к ним капитан 2-го ранга Пугачев. «Ведьмой» называли машину командира из-за ее эмблемы на борту. Многие истребители и штурмовики авиации флота имели на фюзеляже, помимо положенных опознавательных знаков, еще и эмблемы, нарисованные «народными умельцами». Иногда остроумные, иногда не совсем приличные. Начальство смотрело на это сквозь пальцы, потому как на войне каждый человек на счету, а пилот истребителя или штурмовика – тем более. Эмблемой «Гепарда» Ольги была хорошенькая голая ведьма на помеле, летящая среди звезд. Из-за этой эмблемы, вызывающей много шуток и острот, истребитель и прозвали сначала «Летающей ведьмой», а потом, для краткости, просто «Ведьмой».
– Ну что, волнуешься, Оля? – спросил Пугачев вполголоса, когда они отошли в сторонку.
– Волнуюсь, Михалыч… Душа не на месте. Все вроде продумали, учли, а гложет нехорошее предчувствие. Ты же меня знаешь…
Между ними давно установились доверительные отношения. Оба служили вместе уже более пяти лет.
– Так что же делать, отменить вылет?
– Ты ведь знаешь, Михалыч, что это нереально. Чем мотивировать? Бабье предчувствие? Как минимум засмеют. А могут и саботаж пришить. Придется лететь, а там буду смотреть по обстановке. Шкатулку не забыл?
– Ну, что ты, Оля, как можно? Она всегда со мной. Одно могу гарантировать: твоя «Ведьма» и остальные машины в полном порядке.
Как начальник инженерно-механической службы авиаэскадры он всегда лично контролировал подготовку машины командира к вылету.
– Ладно, Михалыч! Пойду, отдохну перед полетом. А там, может, что еще придумаю…
Ольга повернулась и направилась к выходу из трюма. Проходя мимо своей машины, подошла к эмблеме, нарисованной на борту? и, положив ладонь на обшивку фюзеляжа, тихо, чтобы ее никто не слышал, стала что-то говорить…
– Идет, как пишет! – восхищенно произнес один из техников, глядя вслед удалявшемуся командиру.
– Эх, красивая баба! Мордашка, фигурка, ножки, попка-персик… И не дура, и не стерва, любого мужика могла бы на себе женить, а вот поди ж ты…
– А зачем ей муж? У нее жена есть! – ответил другой техник. Раздалось сдавленное хихиканье.
– И как же это она в тридцать два года уже капитан 2-го ранга и командир авиаэскадры?
– Не иначе, подставила кому надо и где надо.
– Вы бы прикусили языки, пустобрехи! А то не все такие добрые, как я. Узнает кто из ребят на эскадре, что вы про нее худое говорите, они вам головы поотрывают!
Огромная фигура Пугачева неожиданно возникла перед ними. Капитан-лейтенант постарался сгладить ситуацию.
– Рассказали бы вы нам про нее, Михал Михалыч! Вы ведь ее давно знаете. А мы на эскадре всего ничего. Весь флот про нее слышал, а толком никто не знает. И почему ее так прозвали – Ведьма?
– Хорошо, расскажу. Специально для всех расскажу, чтобы глупостей больше не болтали. Ведьмой ее прозвали потому, что действительно в ней что-то такое есть. Может боль снимать, раны заговаривать, опасность чувствует, скольких она этим спасла. В травах разбирается. И еще много чего. Может, как сама она говорит, «держать» человека. То есть поддерживать в нем жизнь, даже если он смертельно ранен. Был у нас на базе пару лет назад случай – возвращался из рейда один истребитель. Сильно его в бою потрепало, но до планеты все-таки дотянул. Вошел в атмосферу, стал заходить на посадку.
По всем правилам пилот должен был катапультироваться, машина буквально разваливалась, но он принял решение садиться. Посадка получилась очень жесткой, парень сильно расшибся. Как потом врачи говорили, с такими травмами живут не более 5–10 минут.