— Ну, — Шеф снова сглотнул, — как там?
Моего взгляда было достаточно, чтобы он все понял. Шеферель откинулся на камень и с силой зажмурился, то ли плача без слез, то ли ругаясь.
— Э-эй, — раздался голос впереди, — выхо-о-оди.
Я испуганно повернулась к Шефу, но он только вздохнул.
— Шефере-е-ель, — продолжал издевательски-веселым голосом Доминик, — выхо-оди. Ты проигра-а-ал. Твой город — мой, — он замолчал и продолжил уже обычно: — Выходи. Дай мне убить тебя — и я отпущу тех, кто выжил. А то пока они стоят тут и готовятся к смерти.
Я оглянулась, собираясь сказать Шефу, чтобы он даже не думал двигаться, но его не было.
Уже зная, что увижу, но еще на что-то надеясь, я подняла голову и посмотрела вперед.
Шеф стоял среди поверженных друзей и врагов, стараясь не качаться и придерживая здоровой рукой рану на левом боку.
— Знаешь, ты молодец, — Доминик выступил вперед, — правда. Скольких ты уложил тут? Не знаю, я со счета сбился. И это не превращаясь даже! Почему, кстати? Почему ты не превратился?
Он подошел почти вплотную к Шефу, но тот молчал, глядя прямо перед собой.
— Вон, видишь? Там мои ребята держат твоих ребят. Тех, кто выжил, — Доминик махнул вперед, где действительно несколько его нелюдей стояли, окружив небольшую группу наших. Потрепанные и едва держащиеся на ногах, почти все они приняли человеческий облик. Но двоих держали отдельно. С ужасом я узнала в одном из них черного волка, а справа тяжелый бурый медведь придавил к земле Вел.
— Знаешь, кстати, что я сделаю с твоим городом? — Доминик засунул руки в карманы. — Я его перестрою.
Шеф вздрогнул, на лице его скользнуло беспокойство. Обрадованный хоть какой-то реакцией, Доминик продолжал:
— Видишь ли, туманом, как оказалось, можно управлять. Да, не смотри на меня так. Ты наверняка уже задавался вопросом, как я попал сюда, верно? Я скажу тебе. Через туман. Твой маленький котенок не рассказал тебе, как мы с ним встречались? Нет? Тогда расскажу я. Он пришел ко мне через Красный мост. Точнее, он, конечно, не красный, просто он… — Доминик помахал рукой в воздухе, — просто висит в каком-то таком… красном мареве. Неважно. Важно то, что он прекрасно протягивается от Москвы до Петербурга и, что еще важнее, на нем не бывает сумерек.
Инквизитор остановился, глядя Шеферелю в глаза.
— Я перестрою этот город. Я перестрою Нижний Город, и в нем наконец-то можно будет жить.
— Этого нельзя делать, — устало проговорил Шеф, и я даже вздрогнула, — ты уничтожишь Верхний Город.
— А и черт бы с ним! — Доминик пожал плечами. — Зачем мне жить среди людей, от которых постоянно надо прятаться и под которых надо подстраиваться, если я смогу жить тут, Внизу. Знаешь, я долго думал, почему же в Москве нет Нижнего Города. Это было просто невероятно! Столько эмоций, столько событий — и ничего! Только клубящийся туман. И вот однажды я спустился Вниз, и мне показалось, что там что-то есть. Что-то как будто мелькнуло в этой сизой дымке, она там повсюду. Но я побоялся идти вперед — да, побоялся, и мне не стыдно в этом признаться. Через неделю я снова спустился туда и уже ясно увидел металлический блеск. Угадай что! — Он подошел ближе к Шеферелю, и даже издали я видела, каким сумасшествием светятся его глаза. — Там оказался мост! Возник сам по себе. Да, не сразу — но просто потому, что я его хотел! Потому, что он был мне нужен!
— Ты сошел с ума… — прошептал Шеф, с искренним отчаянием следя за Домиником. — Ты совершенно рехнулся. Пойми, здесь этого не получится! Ты угробишь и город, и людей, и себя! Здесь уже все есть, оно не изменится. А начнешь рушить — рухнет все!
— А-ай! — Доминик досадливо поморщился. — Что ты знаешь! Если получилось там — получится и здесь! Только в Москве нет ничего, кроме этого чудо-моста. А здесь уже есть город. Который надо просто изменить!
Шеферель прикрыл глаза, опустил голову. Я увидела, как на лбу у него выступили бисеринки пота, он едва держался на ногах. Плюнув на все запреты, я встала рядом. Смотря на этого измотанного, израненного человека, я с трудом могла поверить, что еще сегодня вечером он шутил и балагурил. Видеть это было тяжело, избитый и поверженный Шеф казался абсурдным, и я каждую секунду ждала, что сейчас вселенная поймет, что допустила ошибку, и все исправит… Но этого не происходило.
— Как это трогательно, — Доминик улыбнулся, как будто его и правда могло что-то тронуть, — какая преданность.
Шеф открыл глаза и посмотрел на инквизитора:
— Ты обещал отпустить. Отпускай. Скоро сумерки, они смогут выйти.
— Конечно, — Доминик кивнул, — только они выйдут не в сумерки, а после сумерек. Заодно и ты убедишься, что я был прав.
— Что?! — Кажется, мы вздрогнули оба, пораженно глядя на инквизитора.
— Ну конечно, — он ходил вокруг нас, заложив руки за спину. — Шеферель, я говорю тебе, что туманом можно управлять, он по-ко-ря-ет-ся. И эта привязка ко времени дня — не более чем условность. И сегодня вы в этом убедитесь.
Шеф покачнулся, так что ему пришлось опереться на меня. Рубашка под его рукой становилась все темнее, а когда он чуть двинулся, стало заметно, что ладонь, которой он зажимал рану, испачкана в крови.
Доминик отошел к своим нелюдям проверить пленников. Кажется, он нимало нас не опасался и в общем-то был прав. Мы проиграли. Сейчас, стоя практически в центре площади, я пыталась опознать тех, кто лежал здесь, но по-настоящему искала только один силуэт — и не видела его.
— Чирик… — прошептал Шеф. — Я…
— Погоди, — я осторожно тронула его за локоть здоровой руки, — осталось, наверное, меньше часа до тех пор, пока сумерки не пройдут и мы не забудем, кто мы есть. Это очень, очень мало, знаешь. И, — я сглотнула, боясь смотреть ему в глаза, — и я просто хотела, чтобы это время… Пусть и немного… Пусть нас победили, пусть мы исчезнем, — я наконец набралась смелости и посмотрела ему в лицо, — но до того, как мы забудем друг друга и растворимся, давай просто…
Я так и не смогла закончить. Шеф улыбнулся и, отпустив на минуту рубашку, осторожно погладил меня по голове:
— Чирик-Чирик, — он коснулся пальцами моей щеки, оставляя на ней кровавый след. — Я всегда буду помнить тебя.
— Всегда?..
Я не успела закончить вопрос, потому что слова застряли у меня в горле. Шеф сделал шаг в сторону. Его стремительно окружало золотое сияние.
Он начал меняться. Исчез с плеч плащ, будто растворившись, дрогнула и восстановилась рука. И хотя рубашка осталась по-прежнему мокрой и красной, он легко отнял руку от бока и распрямился, явно больше не чувствуя боли. Исчезли кровоподтеки, затянулись раны на шее, даже кровь сошла с губ. Шеф, снова такой же, как и всегда, как и каждый день моей новой жизни, стоял в золотой взвеси и улыбался, глядя на меня с теплом и грустью.