Двери в полночь | Страница: 76

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Буду ждать. Спокойной ночи.

* * *

Все было смазанным и едва различимым, а фигуры двигались странно. Будто только что были там и уже где-то в другом месте. Она пытается уследить за их движением, но голова двигается невыносимо медленно, и она видит только размытые образы. Ей легко и приятно, будто она наконец-то на своем месте. Легкое беспокойство не выходит за пределы допустимого, и она невольно улыбается. Все хорошо, все спокойно.

Горячая волна врывается в ее сознание, сметая все на своем пути и полностью занимая ее мозг. Она пытается как-то отодвинуть ее, вернув себе ясность сознания, и инстинктивно мотает головой. В мозгу начинает потихоньку проясняться, и она уже расслабленно выдыхает, но тут понимает, что он стоит за спиной. Она чувствует его лучше, чем себя. Всегда.

Она медлит, боясь обернуться, хотя знает, что он ждет этого, не заговаривая с ней. Но раньше, чем она сама понимает, что делает, ее тело уже успевает развернуться, и она смотрит снизу вверх, пробегая взглядом по смуглым щекам с легкой черной щетиной. Она видит желтые глаза, и мир пропадает, а ее полностью поглощает ощущение сдерживаемой силы и спокойствия. Она знает, что у нее есть всего несколько секунд, иначе чувства совсем откажутся ей повиноваться, и считает про себя, но он чуть улыбается, показывая белые немного удлиненные зубы, и сознание снова делает крутой вираж.

Нет ей нельзя с ним работать. Она уже давно пытается подать рапорт о переводе, но все никак не может собраться с духом. Ведь это будет значить уйти из группы — а это просто невозможно…


Резкий звонок мобильника ворвался в мир. Она открыла глаза, пытаясь понять, где находится и почему во всем теле такое странное ощущение легкости, а в сердце — грусти. Пару секунд бездумно послушав трель телефона, она потянулась к столу и нажала на кнопку вызова.

— Чирик? Ты чего среди ночи?

— Ой, ночь уже, да? — Голос дочери звучал смущенно. — Прости, я с этой работой совсем запуталась когда у нас что. Спи, я днем позвоню. Если соображу, когда у нас день, — дочь тихо засмеялась.

— Да ладно уже, — она тоже не смогла сдержать улыбки, — чего хотела?

— Да просто спросить, как твои дела. А то давно не разговаривали.

На долю секунды ей захотелось рассказать все — и про странные сны, которые она никогда не может запомнить, и про то, что просыпается иногда вся в слезах, все еще всхлипывая, и про то, что, кажется, сходит с ума, начиная делать что-то странное, прислушиваясь к чему-то неслышному…

— Да все нормально, — улыбнулась она, — ничего особенного не происходит в моей старушечьей жизни.

Дочь фыркнула, пообещала заехать и повесила трубку.

Она опустила руку с телефоном на одеяло, неосознанно сжимая трубку до побелевших костяшек, и посмотрела в окно. Серым светом город накрывали рассветные сумерки.

* * *

Что-то надломилось во мне. Шеф и Оскар всегда были для меня опорой — даже когда все вокруг рушилось, даже когда Оскар исчезал, оставался Шеф. Невозможность рассказать кому-то, поделиться, добивала. Где-то внутри себя я убрала какой-то болезненный комок в дальний угол и сжала зубы покрепче.

С «терапией» мы покончили быстро — когда я запустила в Шефереля стулом. Сказать, что отношения у нас испортились после того разговора, — это не сказать ничего. Мы как будто специально старались вывести друг друга из себя. Привязанная необходимостью являться на «терапию», я делала все возможное, чтобы проводить эти три часа в день максимально раздражающе. Шеф не отставал, откровенно издеваясь надо мной. Иногда мне казалось, что после этих сеансов из ковролина в его кабинете можно было отжимать яд.

Так или иначе, но однажды мы дошли до точки: Шеф издевался на полную катушку, а я, решив наконец на ком-то сорваться, запустила в него стулом. Шеф невозмутимо выкинул вверх руку, ловя его за ножку, опустил на пол и выплюнул:

— Можешь идти работать.


Еще полгода я провела в Наземке — Вниз Шеф меня не пускал. Я почти уверена, что он делал это специально, чтобы досадить мне, но Сатурн, занявший теперь пост капитана, клялся рогами, что все ради моего блага. Вторым сюрпризом стала Сатрекс — она была правой рукой фавна, во всяком случае де-юре. На деле же они, кажется, поделили город пополам, и, говорят, порядку стало больше. Мне доставляло искреннее удовольствие смотреть на их совместную работу, если случалось оказаться рядом. Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, действуя слаженно и четко.

Сколько я ни пыталась узнать, куда делся Дэвид и что вообще произошло после нападения на меня, Сатурн неизменно делал большие невинные глаза, отчего они становились совершенно круглыми, и переводил разговор на другую тему. Вскоре я махнула рукой.

Он относился ко мне хорошо, как и вся группа, в которой я оказалась, но все же чего-то мне не хватало. Меня тянуло Вниз, тянуло к Черту и Вел, к Михалычу и Крапиве — словом, ко всему, что я могла назвать настоящей жизнью. А может, просто хотелось вонзить в кого-то когти и зубы — Представители хорошо подходили в качестве боксерской груши. Пронаблюдав за моими мучениями шесть месяцев, Сатурн отправился самолично переговорить с Шефом. Не знаю уж, что он ему там наговорил, но вскоре мне таки было дано высочайшее соизволение вернуться на дежурства Вниз.

Группа приняла меня радушно: Вел закружила на месте, а Крапива даже обняла, чего за ней обычно не водилось. Я с головой окунулась в работу, почти не бывая в своей квартире. Я искала любую возможность остаться в НИИДе: выходила с другими группами, подменяла отсутствующих и иногда на подхвате подрабатывала Наверху — словом, делала все, чтобы голову занимала только работа. Может, я надеялась так или иначе увидеть Оскара, а может — даже Шефа, но этого никогда не происходило. Эти двое умели прятаться от нежелательных лиц.

Со временем я заняла место второго оборотня в группе, работая в паре с Чертом. По уровню трансформации это, конечно, противоречило всем порядкам, но капитан легко и быстро сработался со мной, и недостаток физических возможностей с лихвой окупался пониманием и скоростью реакции. Я невольно вспомнила пророчества Шефа на эту тему, и желание перегрызть ему глотку взыграло во мне с новой силой. Но, скрывать не буду, с Чертом было хорошо, и я искренне полюбила дежурства, несмотря на все сюрпризы, которые они приносили.


У меня был выходной, и я решила заехать к матери — мы не виделись уже с месяц. К этому моменту я успела сдать на права (меня учили лисички, так что никакие экзамены в ГАИ уже были не страшны) и купить себе машину. Так что теперь гаишники безнадежно пытались остановить черный «порш» с номерами госслужбы.

После нескольких гудков мама наконец сняла трубку:

— Чирик?

— Привет! Я подъеду?

— Давай, — она засмеялась, — только осторожно там, ладно? А то на дороге мало ли сумасшедших…

— Конечно! — Я отбросила мобильник и вырулила со встречной полосы.