— Кем бы она ни была, — Оскар поднял глаза на Шефереля, — я хочу знать хотя бы, что она жива. Что с ней все в порядке.

— Тебе может не понравиться то, что ты услышишь.

— Ты что-то знаешь? — встрепенулся оборотень, поднимаясь на ступеньку выше. — Знаешь о ней? Ты же всегда все обо всех знаешь!

Шеферель посмотрел на него долгим отстраненным взглядом.

— Я прошу тебя, — Оскар заглянул ему в лицо, — ты воспитал меня, ты мне как старший брат. Ты моя единственная семья. Я прошу, не скрывай от меня, если ты знаешь что-то об Изабель!

В холодных глазах Шефереля мелькнула какая-то мысль — и тут же исчезла.

— Я попробую что-нибудь узнать, — он развернулся и вышел наверх, по залитым лунным светом ступеням — будто шагая по лунной дорожке.

Снаружи дул прохладный ветер. Полная луна висела низко над городом, заливая все волшебным серебряным светом. Шеферель невольно улыбнулся — он любил ночи в этом городе. В этом самом странном из всех городов, что ему приходилось встречать. В этом городе, который он буквально вырастил у себя на руках, который воспринимал как свое единственное дитя. Как он мог оставить его?

Рядом с ним Оскар счастливо улыбался, подставив лицо лунному свету и ненадолго забыв все свои тревоги, а ветер шевелил его волосы. Оборотень развернулся к Шеферелю, как будто желая поделиться с ним радостью ночи, как если бы они знали какую-то тайну. Шеф улыбнулся — во взрослом мужчине он иногда продолжал видеть испуганного, но гордого испанского мальчишку, который даже в бреду рвется отомстить за отца, мечась по горячим подушкам. Именно в такие моменты Шеферель острее всего чувствовал свое одиночество. Невозможность быть до конца откровенным ни с кем пожирала его изнутри. «Как я скажу ему, — с горечью подумал он, — что все эти годы знал, где Изабель. Знал, что она жива. Что она с Домиником. Как я скажу этому мальчишке, что его родная сестра убила единственную женщину, которую он когда-либо любил?»

Они неторопливо двинулись вперед берегом речки, тихо переговариваясь ни о чем и просто наслаждаясь ночью. Шеферель изо всех сил старался улыбаться — и надо признать, у него это мастерски получалось.

— А почему ты так легко превратился?

— А я не пьянел.

— Из-за Нины?

— Да. Химия организма не давала захмелеть ни на минуту. Точнее, я трезвел, стоило о ней подумать.

— А думал ты о ней постоянно…

— Да.

— Сочувствую…

— Спасибо.

— …но рубашку все-таки надень. Я понимаю, что ты оборотень в самом расцвете сил, но… И не надо в меня ничем кидаться!

10

Вы когда-нибудь слышали гудок уходящего по Неве парохода? Он низкий, густой, разносящийся на несколько километров вокруг — и очень-очень грустный. Грустный настолько, что сжимается сердце, как бы глупо это ни звучало. И мы сразу вспоминаем о тех, кого нет с нами по той или иной причине.

Я стояла на Адмиралтейской набережной и смотрела, как вдалеке, вверх по течению, разворачивается и уходит какой-то корабль, выпуская в медленно синеющее небо один печальный гудок за другим.

Мотор моего Мурзика еще не остыл и дышал мне в спину уютным теплом, как живой зверь. Мечта всей юности — и вот теперь, глядя на красное, закатывающееся за гавань солнце, я наконец могла сидеть на капоте собственной машины.

Помню, как мы покупали ее с Шефом: он привез меня в какой-то магазин с очень нелюбопытным продавцом. Потом машину перекрасили и доработали, превратив в точную копию «порша», на котором я ездила в цифровом мире гоночных симуляторов, — Шеф только фыркнул.

Мечты становятся реальностью. Кошмары тоже.

Было начало четвертого. Китти стоит поставить памятник уже за то, что она спокойно выслушала мои панические речи, то и дело прерываемые еще более паническим «Ты понимаешь?!». Мы договорились встретиться у Института, но мне было до него езды минут 20, а в нынешнем состоянии и вовсе 15, а Китти куда дольше. Никто из вампиров, а уж особенно Виктор, не жил в домах Института — они постоянно подчеркивали, что находятся на свободном положении, заключив договор, не более.

Ждать дома было невыносимо. Нервно поигрывая ключами, я спустилась в подземный гараж, где в уютном уголке стоял мой отвыкший от хозяйских рук «порш», и через несколько минут мы уже мчались по Невскому, скользя между общественным транспортом и медлительными блондинками на джипах.

Дорога кончилась слишком быстро. Притормозив у входа в НИИД, я поискала глазами черно-золотой «майбах» Шефа — пусто, только казенные машины Института — и проскочила дальше, к Адмиралтейству, нарушив половину правил движения.

Теперь я стала тут, задумчиво смотря на воду, и ждала, когда подъедет Катарина. Час пик как раз начал душить город, и толпы людей наводнили улицы. Транспорт стоял, а в нем стояли люди и смотрели на тех, кто остался на остановке. Там, по ту сторону Невского, был Эрмитаж, туристы и площадь. Синенькие будки биотуалетов, лотки с хот-догами, сувениры по таким ценам, что дешевле купить нефтяную вышку. Здесь как будто начинался другой мир.

До сумерек было еще далеко, но день уже повернул к своему финалу. Не знаю, как именно я замечала это — может быть, дело в последних годах работы, четко ориентированной на время, — но я видела, как темнеет небо, как уходит свет из воздуха. Скоро больше суток, как Шефа нет. Люди уже могут подавать в розыск — а я просто сижу, смотрю на воду и надеюсь на лучшее. Бывает такая степень волнения, когда ты вдруг становишься внешне медлительным и спокойным.

Время текло медленно, как начинающий засахариваться мед.

Поблескивая хромом, рядом остановился поджарый новенький «харлей», с которого, едва успев затормозить, соскочила худенькая высокая фигура.

Я неодобрительно покосилась на Китти.

— Что? — Вампирша нахмурилась. — Собираешься мне делать выговор за шум?

Я улыбнулась, покачав головой. Она подошла и присела на капот рядом со мной, сквозь черные очки глядя на слепящие отблески солнца на воде.

— Глухо?

— Совершенно.

— А телефон?

— Вне зоны доступа.

Китти вздохнула:

— В Институте была?

Я повернулась к вампирше, на минуту закусив губу:

— Струсила. Если его и там нет, если он не возвращался… — Я постаралась остановиться и сделать глубокий вдох, успокаиваясь: — Если его там нет, если его никто там не видел…

— Тихо-тихо, я поняла, — Китти посмотрела на меня с каким-то странным выражением лица. — Ты уверена, что между вами ничего нет?

Я выразительно покрутила пальцем у виска, вставая с капота и берясь за дверцу. Китти, хмурясь за стеклами очков, неодобрительно покачала головой и оседлала «харлей».