Коряга искренне считал себя навом, пусть и перекинутым пока не пойми в кого, но прекрасно знал, чем закончится попытка снять с барыги денег просто так, без вхождения в коммерческие отношения. Однако не представлял, как донести это понимание до почуявших запах вседозволенности сородичей. Выкручиваться пришлось буквально на ходу.
– Где это видано, чтобы шасы навам денег просто так давали? – нервно усмехнулся уйбуй.
– Все говорят, – скромно, но с достоинством парировал Шкварка.
– Не видел ни разу, чтобы навы Урбеку добычу привозили, – не остался в стороне Мотыга. – А денег он им наверняка дает.
– Откуда знаешь?
– Чего он тогда вечно недовольный?
И снова – в яблочко. Причины депрессии или хронической безрадостности Шапки традиционно видели в двух событиях: кончился виски или отняли деньги, а поскольку Кумар не пил, причина его общеизвестной желчности лежала на ладони. У Коряги задергалось веко, а правая рука легла на рукоятку пистолета.
«Первым надо кончить тупого Шкварку, чтобы не умничал! А потом…»
– Навы шасам за это магической энергии дают, – неожиданно высказался Натуга и тем спас сородичей от кровопролития.
– А мы её не видим, потому что она невидимая, – радостно выдохнул уйбуй. И торопливо, пока какая-нибудь гадина не встряла с очередным заявлением, продолжил: – А мы Кумару вместо энергии добычу дадим.
И сделал вид, что просто так оружие потрогал, чтобы не забыть.
– Телефоны продадим? – уточнил вредный Шкварка. – Так их мало.
– Грифона продадим, – уверенно ответил Коряга. – Целый повово… пололо… половозрелый грифон любому пригодится. За него Урбек бабла немерено отвалит.
– Зачем Кумару грифон?
– Тебе не по фигу, боец? У шасов своя гордость.
Коряга вытер пот, икнул и вдруг почувствовал, что дышится легче: плечи расправились, освободились от гнета лишних тел, чья-то коленка перестала давить на бедро, и в кабине вроде бы стало свободнее.
– Хорошо, – вздохнул уйбуй.
И лишь через пару минут сообразил, что счастье привалило не просто так: Шкварка и Мотыга растворились в воздухе. А вместе с ними, но Коряга об этом узнал чуть позже, из кузова пропал золотоносный (в перспективе) грифон.
– Что у них за телега такая, а? – полушутя поинтересовалась Ива. – Я через защиту еле-еле наш маяк нащупала.
– Старая тачка, – коротко ответил Скар. – И не местная.
– Американский всежрущий грузовик, – добавил Бодо, почесывая живот. – Где-то я о нем слышал.
И хрустнул печенькой, раскрытая пачка которых валялась на приборной панели.
– Что значит «всежрущий»? – не понял Скар.
– Хоть бензин, хоть дизель – всё едино.
– Так бывает?
– Челы, – пожал плечами Бодо. – Придумают всякую фигню, а Шапки её потом угоняют.
– Грузовик старый, а упакован по полной программе, – задумчиво продолжила Ива. – Если бы мы поставили на грифона пассивный маяк, ни за что не смогли бы его выдернуть… Интересно, откуда у дикарей такая машина?
– Плевать, – отрезал Бодо. – Главное, что всё получилось.
Фургон медленно спускался к набережной, однако хваны продолжали следить за происходящим у станции метро через две оставленные видеокамеры.
– Не нравится мне, что Шапки вмешались, – медленно произнес Скар, распаковывая нижними руками жевательную пластинку. – Папа говорил, что лишних быть не должно.
– Давай убьем их? – предложил Бодо. – Десять минут.
Девять с половиной из которых они будут добираться до цели.
Братья с интересом переглянулись, но тут же синхронно скривились, услышав недовольный голос Ивы:
– А ещё папа всегда говорил, что в мире ничего не происходит случайно… – Уничижительный взгляд. – Кроме вашего появления, придурки.
– Да, Бодо, ты лишний, – хихикнул Скар.
– Ага, планировали одного тебя, – хрюкнул в ответ близнец. – Только толстого.
– Не толстого, а упитанного. – Скар повернулся к сестре. – Так что насчёт Шапок?
– Если уж они оказались на том складе, значит, так должно было случиться, – негромко ответила девчонка. – И не нужно ничего менять.
На склад «Грузотехнологий-2000» грифона забросила Ива: отрабатывала удаленное перемещение защищенных объектов и выбрала первое попавшееся помещение – большое и безлюдное. Кто же знал, что дикари соберутся его грабить? Поначалу вмешательство Шапок вызывало у юных хванов растерянность, но затем они решили оставить грифона дикарям и организовать Великим Домам лишнюю головную боль.
– Мне кажется, их появление нам на руку, – медленно продолжила девчонка. – Пусть Сантьяга попытается вставить в пазл несуществующие детали.
– Как-то ты по-умному говоришь, – обратил внимание Бодо.
– Потому что я хожу в школу и читаю книги.
– Таким образом ты качаешь ноги и глаза, – не растерялся Скар. – А слов странных откуда набралась?
Ива театрально вздохнула. Близнецы заржали.
– Ноги и глаза, – повторил Бодо.
– Дурак.
– Не ругайся, – попросил сестру Скар. – И расскажи, что происходит на площади?
– Там весело.
– Смотри, чтобы без жертв обошлось. Папа сказал…
– Я помню, что сказал папа, – отрезала Ива, напряженно глядя в монитор. – Заткнись и не мешай…
…Когда-то давно, в имперские ещё времена, о которых ныне принято много и бессмысленно спорить, главным украшением площади Краснопресненской заставы решили сделать монумент. Большой монумент, посвященный восстанию 1905 года, над которым не покладая рук, трудились целых два скульптора и три архитектора. Над монументом, не над восстанием. Для 1981 года композиция выглядела современно, для нынешних времен – антикварно и немного странно: слева женщина горюет над телом погибшего повстанца, справа стаскивают с лошади сторонника царизма, по нынешнему – охранителя, а в центре уже празднуют. То ли победу, которой тогда не случилось, то ли отъем у охранителя вставшего на дыбы средства передвижения. На голове которого, в смысле, на лошадиной голове которого… В смысле, на голове лошади…
В общем, освобожденный от пут грифон материализовался на вершине монумента.
Тут надо понимать, что вечно спешащие по делам москвичи легко могли оставить данное действо без внимания – мало ли что там на памятнике выросло? – но свое появление зверюга сопроводила радостным:
– А-ар-ррр-гррр-х!
И следом утренний город огласил дикий, полный непонимания, недоумения, неподдельной тревоги и ужаса вопль:
– А-а!!! – который выдал оказавшийся на загривке монстра Мотыга – родители всегда отмечали у Ивы склонность к черному юмору. – Помогайте!!! Дружбаны!