А потом у нее случился выкидыш. На двадцать первой неделе беременности (она совсем чуть-чуть не дотянула до срока, когда ребенка можно было бы спасти). «Такое может случиться с любой женщиной, — утешал ее гинеколог. — Это не ваша вина». Вот только почему-то это случалось не с каждой женщиной. А именно с ней. И по чьей вине?
Ну а Джек… Джек продолжал бегать. И однажды утром, выбежав из дверей их кухни, побежал прямиком в объятья какой-то девицы, с которой познакомился в спортзале, а Мэгги осталась одна в окружении никому не нужных теперь детских вещичек, заботливо приготовленных загодя. От горя у нее проснулся прямо-таки зверский аппетит, который почти не давал ей передышки, который, как ей казалось, ничто удовлетворить не способно.
Джек заявил, что ей необходимо обратиться к хорошему специалисту. А Мэгги ответила, чтобы он отправлялся ко всем чертям. Она иногда видела его в парке — он бегал там вместе со своей новой девушкой. Джеку всегда нравились худенькие блондинки спортивного сложения. Эту вот, самую последнюю из них, звали Черри, [75] и Мэгги ее имя казалось на редкость смешным. Похоже, Джек, даже если речь идет о временных подружках, предпочитал перекусывать исключительно «здоровой пищей» в виде фруктов и овощей.
Все эти события мешали Мэгги примириться с внезапно возникшей у нее убежденностью, что она, наверное, все-таки беременна. Чтобы забеременеть, тщетно пыталась убедить себя Мэгги, на сцене все-таки должен хоть раз появиться мужчина. Но Джека в ее жизни больше не было; ее «мужчинами» были теперь «Мистер Киплинг» и мужественные герои всяких телешоу, которые она любила смотреть по вечерам, порой засиживаясь и за полночь. Однако…
Признаки беременности определенно были налицо. У нее сильно вырос живот. И груди налились. В течение нескольких месяцев после выкидыша ей все время казалось, что внутри у нее какая-то ужасная пустота, которую ничем нельзя заполнить. Никакими лакомствами. Эта пустота представлялась ей имеющей форму детского тельца и находилась в нижней части живота. И вот теперь, похоже, эта пустота чем-то заполнилась. И у Мэгги возникло ощущение чего-то возможного. «Вот и ем я снова за двоих», — говорила она себе, глядя на мерцающий телеэкран, отчего-то эта беременность представлялась ей настоящей, хоть она и понимала, что этого попросту быть не может. «Но ведь чудеса случаются. Я знаю, что это так. И жизнь порой дает тебе еще один шанс, последний».
И однажды она вновь взяла в руки вязальные спицы. Она чувствовала, как исцеляет ее душу это занятие. Теперь она вязала детский костюмчик нежно-розового цвета — в точности как сахарная глазурь на ее любимом французском печенье «Мистер Киплинг». В итоге аппетит у нее разгорелся, и она связала еще один костюмчик — на этот раз лимонно-желтый, а затем еще и пинетки цвета ванили с белилами. Теперь поблизости не было никакого Джека, никто не гасил ее телесные инстинкты, а ее живот день за днем становится все круглее. Мэгги прямо-таки переполняли радость и гордость. Ну и что ж, что у нее нет мужа? Это будет только ее ребенок. «Моя тепленькая сладенькая булочка», — думала она, открывая очередной пакет пирожков с клубничной начинкой и не испытывая при этом ни капли вины. Ведь, в конце концов, есть-то ей нужно теперь за двоих!
На пятом месяце своей загадочной беременности Мэгги заметила, что на нее стали исподтишка поглядывать коллеги. Она постоянно чувствовала на себе их взгляды и, казалось, слышала их не высказанные вслух мысли. Она перестала брать с собой сэндвичи и батончики мюсли. Теперь, когда ей нужно было есть за двоих, она преспокойно оправдывала свой могучий аппетит и во время ланча раскладывала у себя на рабочем столе пухлые корнуэльские пирожки [76] от «Грегга», целыми упаковками поглощала сладкие булочки с нежно-розовой или белой сахарной глазурью, заедая все это еще и парой пончиков, теплых, вязких, густо посыпанных подтаявшей сахарной пудрой. Интересно, думала она, кто-нибудь все-таки поинтересуется, когда я жду малыша? Но никто не осмеливался спрашивать об этом — в конце концов, все ведь знали, что Джек ходит на сторону. И потом, у них в офисе те, кто называл себя ее друзьями, на самом деле были друзьями Джека, а значит, там, собственно, и некому было задать ей тот сакраментальный вопрос, который давно уже всем не давал покоя: неужели Мэгги действительно беременна?
На самом деле Мэгги отношение сослуживцев к этому вопросу абсолютно не трогало. Пусть себе шепчутся сколько угодно, думала она. То, что никто ничего не знает наверняка, делало ее ребенка еще более чудесным. «Ты только моя, — с нежностью шептала она своей еще не родившейся дочери. — Только моя! Ты — моя маленькая Куки».
Оказалось, что все попытки выбрать для ребенка имя приводят к одному и тому же набору названий сладкой выпечки. Салли Ланн, [77] Энджел Кейк [78] — несколько причудливо, зато так аппетитно! И разве не таковы самые нежные прозвища? Мой сладкий, пышечка моя, моя булочка, мой сладкий пирожок… На этот раз Мэгги ни капли не сомневалась: у нее родится девочка! И чтобы это подтвердить, не нужно никакого УЗИ. Она ни разу даже к врачу не сходила. Да и зачем? Чувствовала она себя прекрасно. И все про себя знала: один раз она это уже проходила. И тогда доктора, кстати, ничем ей не помогли. Так что в этот раз она прекрасно справится и сама.
За работой Мэгги стало клонить ко сну, особенно после ланча. В иные дни она с трудом заставляла себя не уснуть прямо за столом. Ее начальница, Хлоя, даже сделала ей замечание. Что ж, в конце концов, скрывать было бессмысленно, и Мэгги, дико покраснев, сказала Хлое:
— Ну, я, в общем, очень стараюсь, но вы же понимаете, в моем нынешнем положении меня часто одолевает некоторая усталость…
— В вашем нынешнем положении? — переспросила Хлоя.
— Ну да. Во время беременности, знаете ли…
Хлоя так и уставилась на нее.
— Во время чего? — вырвалось у нее.
Да, взгляд у нее, прямо скажем, был не ласковый. Мэгги эта Хлоя никогда не нравилась — тощая, рыжая, выглядит как четырнадцатилетний подросток, на ланч ест исключительно низкокалорийные йогурты. Да что она знает о беременности, эта особа? Разве она может что-то понять?
Но, разумеется, их разговор положил начало всевозможным сплетням. Теперь коллеги уже открыто пялились на Мэгги, когда она в своем закутке поедала очередной, чрезмерно обильный ланч. Она старалась не обращать на них внимания; она знала: ей необходимо поддерживать себя и ребенка. Да они же мне просто завидуют, думала она. Они нам с тобой завидуют, Куки!
Через неделю во время перерыва на файв-о-клок к Мэгги заглянул Джек.