– Вы не похожи на человека, у которого есть потребность в задушевных беседах, – заметил Бренер.
В темноте вспыхнул огонек зажигалки. Карл закурил. Натан Ефимович хотел сказать, что не стоит курить в закупоренной каюте. Потом всю ночь придется дышать табачным дымом, и лучше бит выйти на палубу. Но сдержался, промолчал.
Карл тоже молчал. У Натана Ефимовича слипались глаза, он отвернулся к стене и уже почти заснул.
– Скажите, зачем вы прикарманили фотографии, которые искала Инга? внезапно спросил Карл.
Вопрос был задан тихо и задумчиво, но Бренер вздрогнул и сел на кровати.
– Какие фотографии?
– Ну не надо, не дергайтесь. Я нашел их в кармане вашей куртки. Нет, я не обыскивал специально. Просто здесь, на яхте, нам с вами выдали одинаковые куртки, я перепутал, полез в карман и очень удивился. Я не собираюсь приставлять вам дуло к виску и устраивать допрос с пристрастием. Мне просто интересно. Вы что, знаете эту женщину?
– Мне показалось, эта женщина похожа на дочь моих московских соседей по коммуналке. Прошло много лет. Когда мы уехали, ей было пятнадцать. Я подобрал снимки, чтобы разглядеть как следует.
– Разглядели? – голос Карла стал чуть напряженней, или это только показалось?
– Да. Но все равно я не уверен, она ли это. Слишком все странно, слишком много лет прошло. Я знаю, жизнь любит выкидывать всякие фокусы, и мир ужасно тесен, однако мне сложно представить ту девочку в качестве агента ФСБ и вашей бывшей любовницы.
– Как звали дочь ваших соседей? – быстро спросил Карл.
– Почему вас это волнует? Ну подумайте, какое это имеет сейчас значение? Говорим мы об одном человеке или о разных людях – не все ли равно? Для меня это очень давнее прошлое, совсем другая жизнь. Прошло двадцать лет, и, кроме нежных ностальгических воспоминаний, ничего не осталось.
– А вы не допускаете, что у меня тоже могут быть свои нежные воспоминания? – усмехнулся Карл. – Как же ее звали, ту девочку?
«Есть ли смысл врать и выдумывать? – устало спросил себя Бренер. – Я могу назвать ее сейчас как угодно. Проверить он не сумеет, да и зачем ему это проверять? Такое прошлое никому ничем не угрожает. Это случайный, теплый и в общем совершенно лишний проблеск в грубом, жестоком рисунке теперешних событий. И незачем смешивать одно с другим…»
– Ее звали Наташа, – сказал он равнодушно.
– Жаль, – так же равнодушно ответил Карл, зевнул и загасил сигарету, оказывается, мы действительно говорим о разных людях. Женщина на снимках всего лишь похожа на вашу бывшую соседку. Это не она, потому что мою русскую знакомую зовут Глафира.
– Как? Глафира? Удивительно редкое имя.
– Спокойной ночи, профессор. Завтра будет тяжелый день.
– Спокойной ночи, Карл, – Бренер опять отвернулся к стене и натянул одеяло, – простите, а вы не могли бы выкинуть окурок? Он будет вонять всю ночь.
– Да, конечно. – Карл встал и прошлепал босиком к туалету.
– Вы хотите взять себе снимки вашей Глафиры? – спросил Натан Ефимович.
– Зачем?
– Если я правильно понял смысл вашего семейного скандала с Ингой, мальчик на фотографиях – ваш сын?
– Разве я говорил это?
– Нет. Вы говорили совсем другое. Но вы обманывали несчастную, нервную, преданную Ингу. Вы боитесь ее ревности, и правильно делаете.
Карл ничего не ответил, молча улегся на свою койку. Они больше не произнесли ни слова, но еще долго не могли уснуть.
Проснувшись под утро, Бренер нащупал в полумраке свою куртку, покосившись на Карла, сунул руку во внутренний карман. Как он и предполагал, снимков там уже не было.
Карл спал очень крепко, отвернувшись к стене, и совсем не храпел.
* * *
В аэропорту Бен-Гурион выстроились огромные очереди к стойкам, за которыми работали сотрудники службы безопасности. Молодые люди и девушки в элегантной униформе, подтянутые, улыбчивые, допрашивали каждого пассажира:
– Кто, кроме вас, находился в помещении, когда паковался багаж? Оставались ли собранные вещи без присмотра хотя бы на несколько минут? Покупали вы какие-либо сувениры? Где именно? Ваши покупки были упакованы на ваших глазах? Обращались ли к вам с просьбами незнакомые либо малознакомые люди накануне отлета?..
И так до бесконечности.
Максимка дремал, сидя на чемодане. У Алисы слипались глаза. Наконец они подошли к стойке. Девушка в униформе приветливо улыбнулась, задала все положенные вопросы про багаж и сувениры, попросила открыть чемодан, тщательно в нем порылась. Потом долго, сосредоточенно листала паспорт.
– Какие города, кроме Эйлата, вы посещали на территории Израиля?
– Мы ездили в Иерусалим.
– Это была экскурсия?
– Нет. Мы брали машину напрокат в фирме «Баджет».
– Из Эйлата в Тель-Авив вы тоже ехали на машине?
– Да. Мы сдали машину в представительство фирмы прямо здесь, в аэропорту, три часа назад.
– Вас останавливала дорожная полиция?
– Нет, – Алиса почувствовала, что предательски краснеет.
– Спасибо, – улыбнулась девушка и вернула паспорт, – проходите. Счастливого пути. До регистрации оставалось полтора часа.
– Ну вот, а ты нервничала, – сказал Максимка, когда они уселись за столик в кафе, – они еще не знают про этот дурацкий штраф. Пока до них дойдет, мы уже будем в Москве. Вообще, у нас здесь получился не отдых, а какой-то ужас, вздохнул ребенок, – домой хочу. Никогда в жизни так не хотел домой, как сейчас.
– Уже сегодня будем дома. – Алиса всгала. – Что тебе взять, малыш?
– Гамбургер, колу и мороженое.
Когда она вернулась, за их столиком сидела смуглая, совсем молоденькая девушка в ярком свитере. Уши ее были закованы дюжиной серег-колечек, тугими колечками вились короткие ярко-рыжие волосы. Пальцы тоже были унизаны серебряными кольцами и перстнями. Она потягивала спрайт из банки через трубочку и лучезарно улыбнулась Алисе.
– Я говорил ей, что здесь занято, – зашептал Максимка, – но она не понимает ни по-русски, ни по-английски.
– Чем она тебе мешает? Больше нет свободных столиков.
– Да ну, противная какая-то, – поморщился Максим, – вся в колечках. Только в носу не хватает. Знаешь, как у нас в классе таких называют? Парнокопытные.