– Та-ак! Ну что ж, милости прошу. Проходите. Маша, как твоя голова?
– Нормально. Пока цела.
– А «Форд»?
Черт! Про машину-то шульгинскую я и забыла! Оставила ее там, где она стоит, хорошо, хоть заперла и «дворники» убрала.
– Убью, – выразительно пообещал шеф и пододвинул телефон. – Звони в автосервис.
Я повиновалась. Несколько минут пришлось потратить на то, чтобы объяснить немного тугому на соображение автомеханику, где именно стоит многострадальный «Форд» и что с ним нужно сделать.
С облегчением повесив трубку, я вернулась к обществу.
Вадим тем временем уже устроился на подоконнике, потеснив белый керамический горшок со старомодной и ужасно пахнущей геранью, которую неизвестно за каким чертом держит Валентина. Два «пинкертона», неразлучные моими усилиями, переминались с ноги на ногу посреди кабинета босса, а сам босс изучающе глядел на меня, словно ожидая телепатических объяснений случившегося. Но их не последовало. Родион вздохнул.
Однако молчание становилось все более гнетущим. По мере того как текли секунды, мне все больше становилось не по себе. Что-то явно случилось, иначе босс не стал бы сидеть с таким вот непроницаемым лицом.
– Беловицкая в больнице, – наконец сообщил он. – Госпитализирована. Ожоги лица, черепно-мозговая травма. Общее состояние довольно тяжелое.
– Что с ней произошло?
– Несчастный случай, – коротко сказал Родион. – Мы сейчас едем в Склиф, по дороге объясню.
* * *
– Я думаю, эта певица все-таки была права, – сказал Родион, когда мы двигались в ровном потоке машин, направляясь в Институт скорой помощи имени Склифосовского.
– Насчет чего, босс?
– Насчет того, что ее хотят убить. Как ни странно, ее действительно хотят убить. Я на своем веку перевидал много таких вот экзальтированных дамочек, которые обычно делают из мухи слона. Но здесь все по-настоящему серьезно.
А дело было так.
Госпожа Беловицкая после того, как взорвался мой джип, подумала, что она подвергается реальной опасности, и отчаянно испугалась за свою холеную шкуру. Она вызвала домой пятерых бойцов из специального агентства, предоставляющего подобного рода услуги – охрана движимых и недвижимых объектов, людей, животных, сопровождение и эскорт обалдевших от собственной значимости «новых русских», ну и т. д., и т. п. Однако данная мера не помогла. Собственно, бойцы-то прибыли в договоренный срок. Один расположился у ворот элитного жилого комплекса, другой на проходной, где сидели консьержки, остальные взялись охранять квартиру госпожи Беловицкой и ее саму. В двухуровневой многокомнатной квартире жил еще муж Беловицкой, его сын и взрослая колли – они тоже стали объектами охраны.
Однако беда подкралась с другой стороны. Казалось бы, если палка на стене и стреляет, то лишь один раз в году. Злополучная кофеварка, которая однажды уже напугала нашу клиентку, была отправлена в утиль. Взамен успели купить новую. Однако и этот будто бы абсолютно исправный агрегат повел себя, как и его предшественник – тоже взорвался. Но если в момент взрыва первой кофеварки Елена Дмитриевна чудом избежала беды, то второй взрыв произошел именно в тот момент, когда она находилась рядом.
Когда мы уезжали, встал вопрос о том, куда девать всю ту компанию, которую я приволокла. В результате взяли всех с собой, поскольку Родион счел, что опасности от этих трех типов ждать уже нечего. Я бы так не поступила – мало ли что? – но с шефом не поспоришь. Кроме того, он часто действует на первый взгляд нелогично, а иногда даже глупо, но потом – уж я-то знаю! – оказывается, что в данной ситуации поступить иначе было нельзя.
В общем, в больнице возникла небольшая проблема: пускать такую компанию в палату к Беловицкой никто не собирался. Пятеро бойцов, не уберегшие клиентку, стояли теперь с суровыми лицами на входе в индивидуальную палату и явно желали отработать свой высокий гонорар.
Оставлять без присмотра Вадима, который все еще вызывал у меня подозрения, и «пинкертонов» я не хотела, поэтому разговаривать с нашей клиенткой отправился Родион, а я осталась в коридоре. Вскоре ко мне присоединились родственники Беловицкой, которых отчего-то выгнали из палаты. Я внимательно рассмотрела гражданского мужа певицы – бизнесмена с голландскими корнями, который как две капли воды походил на наших российских чиновников среднего ранга. Пухленький, плешивенький, в очках, с пузиком и булавкой в галстуке. Только скромный костюм деликатно намекал на очень большие деньги. Рядом с мужчиной топтался парнишка лет шестнадцати, который, судя по всему, приноровился носить вещи папочкиного размера, игнорируя собственную худощавость. Балахонистые, спортивного покроя вещички болтались на нем, как на вешалке. Муж Беловицкой утешал красивую женщину с короткими светлыми волосами, напомнившую мне какую-то звезду российской эстрады.
– Ларочка, – донеслось до меня, – успокойся, лапочка, все будет хорошо!
Дамочка старательно рыдала. Хотя зачем? Беловицкая жива и даже, кажется, не особо пострадала.
Вышел Родион довольно скоро, и мы отправились обратно.
– Куда теперь? – спросила я уже в машине.
– Я в Жасминный. А ты сначала заедешь вот по этому адресу.
Родион протянул мне вырванный из его ежедневника листок, на котором был написан адрес и значилась профессия неизвестного мне пока К. И. Чупрынина – нотариуса.
– Где это?
– В Солнцеве. Оказывается, наша пропавшая девушка успела оставить завещание.
– То есть как это – успела оставить завещание? Она же… Она же еще не успела деньги получить! Да и потом, можно ли завещать сумму, которая по закону еще не принадлежит ей!
– По закону она ей принадлежит. Аникеев был лишь опекуном, не забывай. Кроме того, срок передачи прав уже наступил. Сегодня. Значит, если девушка еще жива – а я не сомневаюсь, что она жива…
– Почему?
– Потому что, – как неразумному ребенку, с выражением усталости на лице объяснил мне Шульгин, – в интересах нашего неизвестного охотника за наследством убить Юлю только после передачи опекунских прав, когда она станет уже законной владелицей состояния. Думаю, что и завещание она составила под давлением этого неизвестного нам злодея.
– Или злодейки, – поправила я.
– Я говорю в принципе, – сказал Родион. – Не имея в виду половую принадлежность.
– Значит, все из-за денег?
– Ну конечно! Большая часть преступлений происходит из-за них, родимых. Кто ж бабки-то не любит? Правильно, все любят. Особенно приятно, когда их столько, что можно не работать и жить при этом в свое удовольствие.
– А кто же он? – вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что спрашивать такое в присутствии Вадима и «пинкертонов» было по меньшей мере неосмотрительно и Родион скорее всего ответит мне уничтожающим взглядом. Однако он просто сказал: