По дороге домой я просто киплю от ярости. Рик старается меня успокоить, но, поскольку он пытается найти им оправдание, я начинаю злиться и на него тоже.
— Как это — Роман, возможно, всегда выступала лучше, чем сегодня? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты слышал малышку Лолу?
Я уязвлена, возмущена, разгневана тем, что девочка, подарившая всем такие эмоции, не вознаграждена по заслугам. И почему? Потому что Роман — родственница известной особы, а Лола — дочь безвестного китайского торговца, от еды которого мы все хоть раз да пострадали? Это недопустимо.
Сейчас, когда я об этом вспоминаю, мне кажется, что Рик растерялся от моего гнева. Он впервые видел меня такой. Но, по правде говоря, в тот вечер мне на это было наплевать. Просто хотелось, чтобы он разделил со мной мое возмущение, казавшееся вполне естественным после публичного оскорбления талантливого человека.
Мне потребовалось несколько часов, чтобы хоть как-то успокоиться. Я все рассказала по телефону маме, потом папе, а затем Софи. Лишь гораздо позже я осознала, что, подтасовав результаты, организаторы конкурса не только незаслуженно обидели одаренную девочку, но и невольно высветили во мне ту грань характера, которая могла разрушить мои отношения с Риком. И тут я испугалась.
Я знаю, как проведу свой последний день в банке — в ожидании малейших признаков жизни от Рика. Минуту за минутой. Мне плохо. Учитывая состояние, в котором я была вчера, и то, как мало я для него значу, я перебрала все варианты, включая худшие. Возможно, он больше не захочет со мной разговаривать. И в следующий раз, когда мы встретимся, просто отвернется. У меня скрутило живот так, что невозможно дышать. Что мне делать? Позвонить ему? Извиниться? И все же я уверена, что вчера была допущена несправедливость. Столько вопросов. Зачем он вообще позвал меня на этот концерт?
Сегодня утром я должна полить огород мадам Рудан. Поднимаясь по лестнице, прохожу мимо двери Рика, замедляя шаг. Он так близко и так далеко. Из квартиры не доносится ни звука. С трудом заставляю себя идти дальше. Мне невыносимо грустно.
В квартире мадам Рудан ненамного тише, чем в ее присутствии. Я наполняю лейку и пересекаю комнату. Открываю окно, спугнув несколько птиц. Перешагиваю через ограждение. Методично поливаю грядку за грядкой. Хожу взад-вперед, словно робот. Весь участок плоской крыши покрыт толстым слоем земли, которую она, должно быть, приносила несколько месяцев. Сколько раз ей приходилось поднимать наверх тяжеленную сумку на колесиках, чтобы обустроить свой тайный огород? Я осторожно обхожу кустики клубники, чтобы полить растущие за ними помидоры. Случайно обернувшись, обнаруживаю, что стою на самом краю крыши. Под ногами — пустота, и лишь тремя этажами ниже виднеется дворик соседнего дома. В глазах темнеет, голова начинает кружиться. Я возвращаюсь к окну, решив сделать перерыв. Проверяю свой мобильный. По-прежнему ничего. Где же ты, Рик?
Мысль о том, что я могу его потерять, помогает мне понять, насколько важно его присутствие в моей жизни. Если убрать его из моего уравнения, в результате получится ноль. Этот парень ни о чем меня не просил, не сделал первого шага навстречу и даже не дал понять, что у нас может быть какое-то совместное будущее. Я сама, как последняя идиотка, прилепилась к нему. Сама как безумная, под воздействием эмоций, которые он во мне вызывает, послала, выражаясь словами Софи, «свою жизнь ко всем чертям».
Буду ли я получать удовольствие от работы в булочной, если Рика не станет в моей жизни? Не знаю. Что дает мне желание двигаться дальше, становиться лучше? Это я знаю. Внезапный страх от мысли, что я все построила на пустоте и двигаюсь над пропастью, просто парализует меня. Я больше не хочу ничего пробовать, не хочу рисковать. Мне хочется, чтобы все стало, как раньше. До него. Снова ходить в банк, делать, что мне велят, а в конце дня спокойно убирать свои вещи в ящик стола. Ни на что не надеяться, чтобы никогда не испытывать разочарования.
Я собираю урожай: два помидора и несколько ягод клубники. Отнесу их мадам Рудан. Съедающая ее болезнь гораздо серьезнее моих переживаний. Хотя мне кажется, что ее недуг, возможно, родился из боли, подобной той, что сейчас испытываю я. Счастливые люди меньше болеют.
После обеда мне удалось встретиться с доктором Жолио. Хоть он и крупного телосложения, вид у него далеко не цветущий. Если снять с него халат, а самого доктора положить на носилки, он вполне может сойти за одного из своих пациентов в тяжелой стадии заболевания.
— Присаживайтесь, мадам, — говорит он мне, занимая место за своим столом.
«Мадам»? Неужели отсутствие Рика так быстро меня состарило?
— Мадам Рудан — ваша тетя, так ведь?
— Совершенно верно, доктор.
— Буду с вами честен: анализы у нее плохие. Метастазы распространяются, затронута печень. Общепринятые методы лечения в ее возрасте могут принести столько же вреда организму, сколько сами раковые очаги.
Я подавлена. Доктор наверняка привык сообщать о подобных диагнозах родственникам, но каждый, кто сидит перед ним, слышит это в первый раз. Он продолжает:
— Мы решили пока не сообщать вашей тете о том, как далеко зашла ее болезнь. Но если пожелаете, мы можем это сделать, либо возьмите это на себя. Выбор за вами. Я считаю, что лучше будет ее не волновать, просто делать все необходимое.
— По вашим прогнозам, сколько ей осталось?
— На этот вопрос никогда не бывает точного ответа. Некоторые виды лечения могут замедлить течение болезни. Ситуация может стабилизироваться. Но может и быстро прогрессировать. Через несколько дней мы сделаем повторные анализы, тогда сможем уже говорить о тенденции развития болезни.
— При самом плохом раскладе сколько она проживет?
Вопрос слишком прямой, но я должна знать.
— Мне очень жаль, но у меня нет для вас ответа.
— Она страдает?
— Судя по ее словам и по нашему опыту, боли у нее только начинаются. Но, опять же, боль для каждого человека — понятие относительное.
— Чем же можно ей помочь?
— Ваша тетя из тех людей, у кого под скромной внешностью скрываются сильный характер и яркая индивидуальность. Могу дать вам совет: не меняйте ничего в вашем поведении с ней.
— Она задавала вам вопросы о своем состоянии?
— Медсестры считают, что она догадывается о тяжести болезни. Но я все же думаю, что волновать ее не стоит.
— Спасибо, доктор. Пойду ее проведаю.
— Хорошо. Да, чуть не забыл: мы перевели ее в отдельную палату. Там ей будет комфортнее.
Отделение, куда перевели мадам Рудан, еще более спокойное, чем предыдущее. Прежде чем зайти в палату, я передала медсестрам одежду и туалетные принадлежности, которые купила накануне. Кроме того, я договорилась, чтобы ей принесли телевизор. На стук в дверь мне отвечает слабый голос. Я осторожно заглядываю в палату: