– Кошмар какой! – не удержалась от возгласа Марго.
– Да, это было очень страшно, – кивнул Адъян. – Но после этого случая во мне вдруг все изменилось… Я и до этого придерживался буддизма – но не слишком строго. Вы, наверное, знаете, что нам, буддистам, вообще никого убивать нельзя. Даже курицу, чтобы съесть. Даже комара. Конечно, кур буддисты не режут, но комара или муху могут сгоряча прихлопнуть. Некоторые от тараканов, мышей и крыс избавляются без раздумий – мышеловки ставят, яд сыплют. И я раньше думал, что в этом нет ничего особенного. Будда ведь не запрещал себя защищать, а вредители – они как бы на нас нападают. Еду портят, дома, мебель. Заразу разносят, от них и умереть можно. Так что я до того лета тоже думал, что если мыши или крысы дома завелись, их надо истреблять нещадно. А после того, как крыса мне жизнь спасла, во мне что-то изменилось. Во всяком случае, ни с какими «вредителями» больше не борюсь. Пусть все живут, если они существуют, значит – так надо.
– Погоди-погоди! – заинтересовались слушатели. Всем троим мужчинам одновременно захотелось задать Адъяну вопрос, и очередь уступили представителю власти.
– Ну, вот представь себе, – начал полицейский, который уже совсем не выглядел сонным, – ты женился, приехал к теще в гости, в деревню. А она тебя просит: «Зятек, зарежь курицу, я тебе суп сварю». А ты что? Скажешь: «Режьте, мама, сами, мне Будда не велел»?
Сергей ухмыльнулся, но Адъян не обратил внимания на его смех.
– Это сложный вопрос, – серьезно ответил он. – Но ответ на него однозначен. Неважно, кто там зарежет, но я все равно не смогу это есть. Нельзя, чтобы ради тебя животное убивали. И если моя родственница, заботясь обо мне, лишает кого-то жизни, чтобы меня накормить, получается, что я тоже за это ответственен.
– Ну, хорошо, – этот вопрос задал уже Боцман. – А представь, что ты оказался в каком-то месте, где нет еды. На необитаемом острове, в тайге, я не знаю, в степи своей. Жрать тебе нечего, но животное какое-то добыть можно. Что ты будешь делать? Не с голоду же умирать? Неужели на охоту не пойдешь?
– Я один? – уточнил условия задачи Адъян.
– Совершенно один.
– Если так, то постараюсь продержаться до последнего. Буду другую еду искать. В той же тайге грибы есть, ягоды, коренья всякие…
– А если вдруг ты один на один с врагом оказался? – спросил вдруг Сергей, и глаза его потемнели – видно, от каких-то очень неприятных воспоминаний. – И дело такое, что тут не до китайских церемоний, вопрос жизни и смерти: либо ты его убьешь, либо он тебя. Или даже не тебя, а кого-то, кто тебе дорог. Маричку или Чуню. Тогда что?
– Знаешь, Серега, даже думать о таком не хочу, – очень серьезно отвечал Адъян. – Давай не будем говорить об этом, хорошо?
Ответить Сергею не дал сигнал телефона, зазвонившего в кармане Боцмана. Тот нажал кнопку:
– Да?
– Жорик, как ты? – услышала сидящая рядом с Георгием Марго голос Мирославы. – Я волнуюсь, Новый год скоро… Тебе обязательно там быть? Может, вернешься, я бы горячее подала?..
Маргарита скривилась. И что у этих провинциалок за манера – так орать, что даже, когда они по телефону говорят, их через трубку за версту слышно? Видимо, привыкли у себя дома через всю деревню с соседями перекрикиваться. А она, Марго, сама того не желая, вынуждена слушать это сюсюканье. Жорик, блин!.. Надо ж такое ляпнуть!..
Маргарита отвернулась от начальника, повернулась к Адъяну и сделала вид, что внезапно ну очень заинтересовалась житейскими предписаниями буддизма:
– Адъян, но раз вам по религии убивать нельзя, то получается, что вы – полный вегетарианец? – осведомилась она. – Вам же ничего-ничего нельзя из животного белка: ни мясо, ни рыбу, ни птицу. Даже яйца нельзя – ведь они тоже живые, из них цыпленок вылупиться может.
– Из тех яиц, которые продаются в магазине, цыпленок вылупиться не может, – мягко поправил ее Адъян. – И я не вегетарианец. Я ем и мясо, и птицу, и рыбу.
– Но как же? Ведь животное, которое вы едите, кто-то убил?
– Да, но я же за это не ответственен.
– Чувствую я какой-то юридический подвох в этом сложном этическом принципе, – усмехнулся Боцман, который к тому времени уже закончил со своей воркотней по телефону и убрал мобильник в карман. – Сам убивать не можешь, но если кто-то уже убил – пожалуйста, ешь на здоровье. Спорить не буду, обсуждать тоже – религия дело темное и деликатное. К счастью, сам не погружен, не вовлечен, и не собира…
– Волков Сергей Николаевич! – послышалось тут из коридора. Сергей тут же машинально вскочил, подобрался и лишь потом мысленно отругал себя – ну когда же он избавится ото всех, так сильно вжившихся в разум и в плоть тюремных привычек?
– Вы можете быть свободны, – сообщил, заглядывая в кабинет, дежурный.
Все дружно посмотрели на часы – двадцать минут двенадцатого.
– Отлично, – сказал Георгий. – Тут до «Хаты» рукой подать. До Нового года успеешь, даже не торопясь.
Сергей потянулся было за курткой, но остановился и в некоторой растерянности посмотрел на остальных:
– Может, это… Подождать вас? Вместе пойдем.
– Да ты не волнуйся, они сейчас тоже скоро отстреляются, – заверил его толстяк-полицейский.
– Иди-иди, – подтвердил Боцман, и Сергей, поколебавшись еще несколько секунд, все же скрылся за дверью.
– Ну что, матрос Ершова, твоя очередь байки травить, – повернулся к ней Георгий.
Но у Марго совсем не было такого желания. Она понятия не имела, о чем можно рассказать такой аудитории. Не о том же, как она чуть не опоздала на самолет в Милан, когда летала на Неделю высокой моды, как задела ногой медузу, купаясь на Лазурном Берегу, как перепутала улицы в Лондоне или как в первый же день пребывания в Куршевеле сломала лыжу на склоне для начинающих?
– Что-то у меня нет настроения рассказывать. – Она покачала головой.
– Ладно, тогда давайте я, – неожиданно предложил полицейский. Теперь он уже совсем не казался флегматичным, напротив, сон как рукой сняло. – Расскажу, как меня одноклассник развел. Дело было в девяностые. Помните то время? Всякие финансовые пирамиды и прочие лохотроны, секты, Кашпировский с Чумаком, МММ… И вот мне Сашка Васильев, с которым мы за одной партой сидели, как-то раз и говорит: а давай мы свое МММ организуем. Я, говорит, выпущу акции по сто рублей, а ты у меня их купишь. Акции будут дорожать каждый день вдвое. Так что на следующий день ты продашь их другим ребятам по двести. Через день я куплю их у них по триста. Тебе продам по четыреста. И так далее. Потом, конечно, придет время, когда пирамида эта развалится. Но слово пацана даю – ты об этом от меня узнаешь первым. Ну что, по рукам? Ты мне деньги, я тебе акции и слово пацана.
Ну, я какое-то время подумал, а потом азарт почувствовал и согласился, а вдруг дело раскрутится? Покупают же люди акции МММ? Значит, и наши купят. Собрал свои сбережения, которые откладывал на покупку игровой приставки. Экономил на карманных деньгах, что мне родители давали… Эти деньги я ему и отдал, а он мне взамен бумажки, да не просто бумажки, а отпечатанные на принтере! Ну, вы помните, какой редкостью и роскошью тогда был компьютер, а в придачу к нему еще и принтер! Я, значит, акции эти в портфель прячу, думаю, как их продавать буду… А Сашка тут же и говорит: «Все, пирамида обрушилась. Как я и обещал, предупреждаю тебя первым».