Волк зарычал, я чувствовал как и в моем горле зарождается рык, а шерсть поднялась дыбом. На ровном камне видны царапины, оставлены явно когтями. А такими когтями любой доспех можно сорвать как венок из листьев.
Сверху каркнуло:
– Там дверь!
– Ну и что? – огрызнулся волк. – Кто же ходит в дверь?
Ворон сделал круг, крикнул:
– Но окна я не вижу...
– Дурень, откуда в подземелье окна?
Ноги мои подкашивались, никогда столько не ходил пешком, но дверь толчками приближалась – массивная, вся в выпуклых круглых бляшках. Над нею два горящих светильника с тремя рожками, я с трудом различал медные основания. Свет резал глаза, я щурился, не понимал как буду вышибать дверь, не всякий таран возьмет...
...как вдруг дверь с грохотом распахнулась навстречу. Косяк задрожал от удара, с потолка посыпались мелкие камешки. На пороге стоял, освещенный сзади так, что я видел только огромный черный силуэт, чудовищный зверь на двух коротких ногах. Передними лапами ухватился за косяк, обе как бревна, светящийся краешек изгибался, показывая бугры мышц.
Внезапно мир содрогнулся от жуткого рева. Меня швырнуло к дальней стене, в спину вонзились острые кристаллы. Больно ударившись, я рухнул на пол, но чудовище торопливо ковыляло в мою сторону. Оглохший, я с трудом поднялся, в дрожащей руке меч, светящаяся змейка пробежала по лезвию, я выставил его навстречу надвигающейся туше.
Чудовище взревело, чем-то похожее на вставшего на дыбы медведя, только в два раза покрупнее. Под серой кожей вздулись шары мускулов. Я потряс мечом, чувствуя как у меня тоже вздуваются шары, удавы и полушария, взревел во всю мощь, вздувая жилы на горле,
От нашего страшного рева посыпались камешки. Стена лопнула с сухим треском. Чудовище взревело громче, оскалив пасть, и тогда я, собрав все силы, заорал страшно и дико, чувствуя как во мне, яром противнике норманистской теории, просыпается древняя священная ярость берсерков. Рев потрясал меня, горло горело как будто хлебнул расплавленного металла. В голове стоял грохот, там резонировало, глаза выпучились. Я страшился, что вот-вот лопнут, но зверь все еще стоял и ревел на меня, я тоже стоял перед ним и ревел, мы ломали друг друга превосходством в реве, я тоже напряг мускулатуру и раздул грудную клетку, потом сомкнул ладони и, хотя меч здорово мешал, надавил ладонь на ладонь, отчего массы мускулов на плечах вздулись рельефными холмами.
Зверь, не переставая реветь, упер одну лапу в бок и заметно подтянул живот, а вторую вскинул к голове и согнул, вздувая мускулы груди, плеча и косых мышц спины. Бицепс вздулся размером с футбольный шар, мне в самом деле стало страшновато, но когда я проделал то же самое, мой бицепс стал выглядеть как мяч для игры в баскетбол.
В страшном реве чудовища почудился хрип. Я видел как маленькие глазки зло забегали, сравнивая ширину моей груди с его грудной клеткой. Его взор метнулся на мои запястья, где стальные браслеты блестели как зубы, я рыкнул из последних сил, повернул в его сторону меч.
Зверь отшатнулся, в спину уперлась стена, он развел громадные лапы, намереваясь то ли сгрести меня в охапку, то ли признавая себя побежденным, но я, как единственный из всех видов, давно ушедший от ритуалов бескровного соперничества, и к тому же не сторонник славяно-горицкой борьбы, обеими руками выбросил вперед острие меча. Из груди зверя вырвался хрип. Закаленная сталь пробила все шесть слоев мышц, прорвала внутренний эпителий и рассекла сердечную мышцу.
Зверь рухнул на спину, я едва успел выдернуть меч, задние лапы чудища медленно задергались. Кровь хлестала красивым пурпурным фонтаном, я понял, почему барды сравнивают с вином, а такую вот драку с пиром, после которого не все поднимаются похмелиться.
В гаснущем взоре зверя было непонимание, ведь он же признал себя побежденным и уже отступал, отдавая мне все сокровища, самок, и территорию, почему же я нанес такой подлый удар вдогонку...
– Потому что... – прохрипел я, – потому что... человек... это звучит гордо...
Меня шатало, горло саднило, словно там висели лохмы содранной кожи. К ноге прижалось мохнатое, словно прислонили рулон дорогого персидского ковра. Когда взор очистился от кровавой пелены, увидел и ворона, тот сидел на высоком камне и деловито чистил клюв.
– Прости, – каркнул он удовлетворенно, – я не утерпел... Клюнул его разок. Надеюсь, это не очень умалит твою славную победу?
– Не... очень, – прошептал я. В горле пекло, щипало, жгло, теперь всю жизнь буду говорить шепотом, а то и вовсе на языке глухонемых. – Он что... в самом деле... уже?
Волк, брезгливо отряхивая лапы, выбрался из темной лужи. Мои сапоги уже погрузились по щиколотку, ногам стало тепло и уютно, как в прогретом на солнце мелком болоте. Из груди чудовища кровь уже не хлестала фонтаном, но все еще била багровым бурунчиком.
Звери молчали, мужчины зря не молотят языком как итальянцы, я тоже выбрался на сухое, вытер меч и сунул в ножны.
– Ну вот и все, – прошептал я, еще не веря в удачу. – Властелина сразили... я считаю, что это заслуга общая, так что сочтемся славою... Теперь где мешок, а дорогу к сокровищнице наш златолюбивый ворон запомнил...
Волк смотрел как-то странно, а ворон поглядел одним глазом, повернулся всем утыканным перьями телом и поглядел на меня другим, таким же удивленно вытаращенным. Волк наконец глухо прорычал:
– Ну... Гр... кхм...
– Что-то не так? – спросил я со смутным беспокойством.
– Да нет, все так, – заверили оба в один голос, а волк добавил, – только, мой лорд, это не совсем властелин подземелий. Если быть точным, то это совсем не властелин подземелий. Так, один из его слуг. Челядин, если говорить доступно. Правда, не самый слабый, но... Властелин будет не только покрепче, но и... ну, поумнее. Хотя враги умными не бывают, но... гм... похитрее, поковарнистее, поизворотливистее...
Я оглянулся на распростертое тело. Если бы этот мордоворот хоть раз задел меня кулаком, волк и ворон соскребали бы своего лорда со стены.
– Ну и зверьки тут водятся, – прошептал я, стараясь, чтобы голос звучал мужественно. – Только ты индриков не встретить!
– Что за индрики?
– А всякие... Которые золото втопчут в землю и не заметят.
Ворон громко каркнул:
– Пер-р-ребьем! Ну, пошли? Рассиделись тут...
Мы прошли в пролом, там еще пещера, а потом еще и еще, я уже думал, что так и доберусь до центра планеты, а там либо Плутония, либо ядро нейтронной звезды, либо вовсе сердце живой планеты, но из третьей пещеры ход вывел в просторный зал, стены шли по кругу, я чувствовал себя так, словно меня накрыли каменным колпаком. Под дальней стеной был мощный завал, словно половину зала накрыло камнепадом. В слабом свете камни тускло блестели желтым, кое-где выглядывали не то конские стойла, засыпанные камнями почти до верха, не то чудовищно огромные сундуки.