Чудовище всхрапнуло, согнулось к моему удивлению, и я с наслаждением ударил ногой в тупую отвратную морду. Он отшатнулся. Я ударил с другой ноги, подпрыгнул и ударил снова, еще сильнее. Ступни ныли, но я чувствовал от злости и отчаяния прилив сил, чудовище вздрагивало, ошеломленное, а я бил и бил ногами в злобную тупую рожу, он начал пятиться, сотрясаясь от ударов. Я наступал, бил с поворота и с разворота, бил мощно, бил часто. Тяжелые губы наконец лопнули, выползла темная вязкая кровь, следующий удар расплескал по всей морде, крупные капли попали и на стену, где повисли как темная слизь.

Меня шатало, я чувствовал, что вот-вот упаду от изнеможения, но из последних сил наносил удары разбитыми в кровь кулаками, ногами, локтями, а когда властелин закачался и с грохотом рухнул навзничь, то подскочил и раздробил каблуком ему переносицу.

Хруст тонких костей, что впиваются ему в мозг, едва услышал, в ушах грохот от притока своей крови, затем колени подогнулись, я ощутил, что душа вылетает из тела как чистый голубь из разбитой вдребезги клетки.

Я чувствовал свое неподвижное как колода и тяжелое как горное плато тело. Под опущенными веками разлилась спасительная тьма, но слышно чье-то жаркое дыхание, затем горячий язык прошелся по лицу, залепил на миг нос, я сморщился, но чихнуть сил не хватило.

Волк обнюхал шею, грудь, озабоченно рыкнул. Я как мог расслабил полумертвые мышцы, чувствуя, что даже дышать тяжело, мои глыбы мускулов как могильные плиты стискивают пищащие легкие, сжимают печень, а внутренности пытаются выбраться наружу.

В горле все еще полыхало пламя. Если бы хлебнул воды, закипела бы, а меня разорвало бы как паровой котел. Смутно услышал как захлопали крылья, пахнуло перьями. На плечо мне упало холодное и тяжелое.

Не открывая глаз, я пошарил ладонью по камням, ничуть не удивился, когда пальцы нащупали кувшин. Отхлебнул с трудом, стараясь не двигать толстыми как подушки губами. В горле зашипело, однако в голове чуть прояснилось. Я сделал несколько глотков, удивляясь, что за зелье, вино вскипело бы быстрее воды. Тело расслабилось и занемело. Я раскинулся уже весь, равнодушный ко всем сокровищам и драгоценностям на свете.

Смутно чувствовал как по мне топчутся когтистые лапы. В стороне вроде бы ржанул конь. Я удивился, как это конь очутился в глубоком подземелье, но уже слышалось пение, меня качало в теплой воде, наконец я понял, что все это сон, а я вовсе вроде бы и не я...

Глава 17

Когда я очнулся второй раз, нежные теплые руки поддерживали мне голову, что-то касалось лица ласково и трепетно. Я не раскрывал глаз, страшась снова увидеть нависающие над лицом серые каменные плиты подземелья. Прикосновение было таким знакомым, что я замурлыкал во сне,

Слегка насмешливый голос произнес над головой:

– Хватит прикидываться. Ты уже не спишь.

– Сплю, – пробормотал я.

– Я сейчас?

Мои нос зажало в тиски. Я дернулся, открыл глаза. От моего лица удалялась рука, тонкая и чистая, с удлиненными пальцами. На фоне синего чистого неба надо мной нависало смеющееся женское личико. Поверх женской головки проплывало облачко. Мне почудилось, что у незнакомки одно ухо укорачивается, а другое разрастается.

– Ты кто? – спросил я тупо.

Она отодвинулась, я сел, опираясь позади себя руками. Ее тонкие брови, изогнутые как луки, взлетели в безмерном удивлении. Красивая фигурка изогнулась, провоцирующе выставив крутое бедро с нежношелковистой на ощупь... гм, с виду кожей.

– Ты меня не помнишь, герой?

– Помню, – пробормотал я. – Но ты же осталась там... в монастыре... э-э... казарме! Свенка, то-бишь, доблестная Свенильда, крутой и неустрашимый киборг в теле Елены Троянской. Но как я здесь очутился?..

– Не помнишь?

– Увы...

– И как выбирался?

– Последнее, – пробормотал я, – что в голове... это пещера, безобразная драка с тамошним гномом ростом с трех медведей...

В сторонке раздался хруст. Моя рогатая лошадь звучно обжирала молодые побеги с низко растущих веток, а на ветке повыше сидел нахохленный и совсем несчастный ворон. Он так втянул голову и в плечи, что мне в утешение захотелось дать ему украсть золотую ложку или драгоценный перстень.

А чуть правее всего в сотне шагов под солнечным светом пламенела оранжевая гора со знакомым треугольным проломом. Яркое солнце заливало отвесную стену от вершинки до основания. Из щелей вылетали стаи быстрых ласточек, на вершине я заметил темные точки отдыхающих орлов, а у самого основания пробежало стало легконогих ланей.

– Ты выбрался, – проворковала она нежно, – ты ведь герой... Даже золота вынес полный мешок. Ничего, единорог может нести впятеро больше простого коня... Ты выбрался, лишь потом пал в беспамятстве... Но я думаю, что это просто крепкий мужской сон. Сон героя! Мужчина должен спать как бревно, на которое обычно и похож.

Я повертел головой, чувствуя странное неудобство:

– А где... волк?

Она мило улыбнулась:

– Я его отпустила.

– Ты... что?

– Отпустила, – объяснила она еще милее. – Он поклялся, что спасет тебе жизнь, верно? Я тоже поклялась. За то, что ты тогда так отважно бросился ко мне на... помощь. Что я, хуже волка?.. Во всяком случае, не намного. Мы с ним договорились. Я спасу тебе жизнь за него и за себя. Дважды!

Меня тряхнуло, словно властелин подземелий снова шарахнул по моей голове. Ошарашенный, пробормотал:

– Я так не согласен.

Она сказала нежно:

– Ты волнуешься? При твоей профессии... это случится скоро. Я исполню свой долг... и волчий, ты вернешься со своим сокровищем. Раздашь бедным, хотя я никогда не пойму этой дурости. Вот и все... мой герой.

Она проворковала так нежно, что я услышал «мой дорогой». Меня передернуло, я посмотрел на хмурого ворона. Тот сидел нахохленный и несчастный, голову втянул в плечи, перья торчали на голове, словно неудачно высох после недавнего дождя.

– Это неизбежно, герой, – прокаркал он простужено.

– Почему?

– Женщина всегда вытесняет нас, – сказал он, нахохлившись еще сильнее. – Верных друзей, спутников... Она вытесняла даже тогда, когда сидела в каменной башне дура дурой, махала вслед платочком. А сейчас, когда лезет во все щели, так и вовсе. Универсальная стала, видите ли!

Он сидел совсем несчастный, старый, не умеющий ни вонзать нож в горло, ни в чистом поле из-за угла ногой в челюсть с тройного разворота. Свенильда усмехнулась победоносно, ее длинные стройные подбросили ее с легкостью белочки. Я тупо смотрел как она удаляется, мощно двигая бедрами с амплитудой в один-два парсека. Ягодицы настолько упругие, что любая стрела отскочит как от тугой резины.