Воевода кивнул понимающе:
– Сам знаю, нет лучше охоты, чем на людей! Что зверь? Даже медведь не опасен для человека в доспехах с хорошим топором. А стрела из арбалета догоняет сокола в полете...
Епископ дернулся в раздражении:
– Я очищаю мир от скверны, а не охочусь! Не мир принес наш Господь, но меч. И если меня ударят по правой щеке, то я, повинуясь Святой Книге, обязан ответить, как и завещан наш Господь, сторицей. И, хотя я человек мирный...
От его мирного скрежещущего голоса мороз сковывал члены, а в воздухе начали формироваться снежинки.
Я помалкивал, чувствовалось, что епископа мой вид раздражает, герцог все бурчал на беспорядки, только воевода явно готов был ответить, но снова послышался конский топот. В нашу сторону скакали всадники, на длинных веревках следом бежали пятеро в лохмотьях.
Я успел удивиться, когда же успели, но потом увидел, что всадники совсем не те, которые держали нас в кольце. Судя по их выправке и хищным лицам, это из той лучшей сотни.
Они взяли вправо и влево, так что пойманные оказались прямо перед нами. Епископ смотрел с гневным омерзением. Даже спешившись, он был почти на голову выше, выглядел скорее чемпионом рукопашного боя, чем служителем культа.
Оборванцы жадно хватали ртами воздух. По их серым от пота лицам текли струйки, прокладывая грязные дорожки. Груди вздымались часто, под лохмотьями резко выпячивались худые ребра. Все пятеро широко распахивали рты, у одного вовсе беззубый, у других с желтыми испорченными зубами.
Воевода бросил сожалеюще:
– Не те...
Епископ спросил свирепым голосом:
– Где Черный Филин?
Оборванцы жадно хватали воздух, внутри их шипело как на раскаленных сковородках. Один, с виду самый смышленый, наконец прохрипел:
– Мы... не его... люди...
Один всадник пустил коня за их спинами. В руке мелькнула плеть, ближайший разбойник от смачного удара охнул и пал на колени. Всадник замахнулся на второго, тот поспешно встал на колени сам, и плеть только распорола на спине ветхую рубаху. Остальные опустились с такой поспешностью, словно пытались зарыться в землю.
Мне показалось, что один, хоть и в лохмотьях, но отличается одеждой, да и выглядит намного умнее, держится даже сейчас, с петлей на шее, как-то достойнее собратьев.
Воевода перехватил мой взгляд:
– Маг...
Мне показалось что ослышался:
– Это вот... маг?
– Самый подлинный.
Я не поверил:
– Но что маг делает... с разбойниками?
Теперь удивился уже он:
– Как что? Делает их незримыми на какое-то время, отводит глаза городской страже, пускает призраков, чтоб погоня по ложному следу... Да мало ли что делает!
– Да нет, – объяснил я, замявшись, – как он может... ну, с разбойниками?
– А почему нет?
– Ну, маг должен... должен в высоких башнях... за звездами, кометами, движением сфер...
Язык заплетался, раньше меня сообразив, что как будто наши ученые не работают как на правительство, так и на разбойников, а ОМОН не поставляет бойцов в криминальные структуры.
Эпископ холодно посмотрел на мага-коллаборциониста, сделал красноречивый жест, указав на горло и дерево одним жестом. Мага подхватили под руки, он не противился, лицо держал гордым, словно принц крови в руках грязных разбойников. Он был в возрасте Франсуа Виньона, а то и Галуа. Я подумал с сожалением, что и здесь не берегут национальные кадры
Воевода проследил, как всех пятерых развешивают на ближайшем дереве, принцесса уже сидела на его коне, герцог взял за повод и повел в сторону замка.
Небо уже посветлело полностью, на востоке разгоралась алая заря охватила полнеба. Могучие башни красиво и страшно рисовались на пурпуре. Когда подъехали ближе, под красным светом, падающим с неба, еще ярче засверкали остроконечные крыши, уступы стен, серые массивные башни, сложенные из огромных камней. Весь замок казался одним стремящимся к небу домом, слепленным из множества домов, что теснились один к другому, подставляли плечи собраться, а те давали место на своих плечах другим.
На самой вершине грозно блистал Старый Замок, самый древний, даже стены поросли багровым мхом. От страшного гнезда епископа-рыцаря несло такой несокрушимой мощью, что воевода засопел ревниво, начал всматриваться, хмыкать, но сказать ничего не мог, зато аскетичное лицо епископа слегка посветлело, а в глазах появилось нечто человеческое.
– Как вам мой замок? – спросил он.
Воевода кивнул:
– А что? Неплох.
– Неплох? – переспросил епископ уязвлено. – Да никакая человеческая мощь не в силах разрушить эти стены! А уж нечеловеческая так и вовсе!
– А что, пытались? – спросил воевода с интересом.
– Много раз.
– И как?
– Посмотрите налево. Это кости летающих драконов. Посмотрите направо, там белеют остатки боевых ящериц. Был один дурень, привел этих земноводных... Каждая ростом с двухэтажный дом. А чуть дальше, вон серое, это остатки войска короля Живоруба. Надеялся на какие-то несметные богатства в моих подземельях...
Воевода сопел все сосредоточеннее. Епископ впервые посмотрел в мою сторону:
– А что скажет наш герой-варвар? Знает ли он толк в укреплениях?
– Немного, – ответил я. – Совсем немного.
– И что скажешь об этой крепости?
– Она мне кажется неприступной, – ответил я искренне, епископ выглядел польщенным, но я добавил, – однако...
Я сделал паузу. Воевода смотрел на меня заинтересованно. Даже герцог и принцесса повернули головы.
– Что «однако»? – спросил епископ настороженно.
– Крепость, – сказал я, – как и конь, могут переманить хозяина.
Епископ нахмурился, запавшие глаза свернули, но выглядел он скорее озадаченным, чем рассерженным.
– Что означает сие иносказание?
– Не все случается так, как рассчитываем, – ответил я честно.
Он нахмурился, и до самых врат мы ехали молча. Воевода украдкой показал мне большой палец, мол, уел самого могущественного из властителей. Лицо епископа, однако, не казалось мне рассерженным. Похоже, он сам был не прочь сменить этот замок. К примеру, на трон папы римского или место Аттилы, Бича Божьего.
Подъемный мост опустился легко и без скрипа, хотя по его ровно уложенным бревнам могли проехать в ряд шестеро конных рыцарей. Массивные врата распахнулись тоже быстро, мы оказались к крохотной дворике между высоких стен, в ловушке, но тут же отворились еще одни ворота, и нас пропустили в собственно замок.