– Эге!.. Там он полнехонек! Ах ты ж скотина! Припрятывал?
Монах пробормотал обалдело:
– Ну, это ты брось... Я, да чтоб припрятывал на потом? Я сразу... Это не иначе, как Господь учуял наше страстное желание и внял ему, войдя в наше положение риз... Эй-эй, не присасывайся! Это мой кувшин!
У питекантропа удалось отобрать, когда в кувшине осталось, судя по всему, около трети. Монах присосался, я всматривался как его толстые губы легли на края кувшина и всползли по нему как волны слизи, вобрав в себя кувшин почти целиком.
Воевода задвигался, лицо из багрового стало синюшнего цвета. Я прошептал:
– Потерпи. Сейчас за нами придут.
Он помолчал, морщился, пережидая головную боль, процедил сквозь зубы:
– Тебе что... видение было?
– Ага...
– Ваше варварское?
– Да нет, вроде...
– Оркячье?
– Скорее, купеческое...
Монах уронил голову на грудь, вздрогнул, с усилием вздрогнул и дико огляделся по сторонам. Питекантроп заснул на полуслове. Видя, что ег позора никто не заметил, монах снова опустил голову. Через мгновение мы услышали дикий храп, а к нему примешивалась тонкая свистулька питекантропа.
В затылок мне дыхнуло жаром. По плечу тихонько пробежали пальцы с шероховатыми подушечками. Знакомый голос прошептал:
– Тихо... Попробую раздвинуть доски.
В теплом воздухе распространился запах перегара. Комары, что нещадно впивались в кожу, сыпались как соринки, занесенные ветром. Меня дергало в стороны, доски поскрипывали, пару раз гвозди взвизгнули пронзительно. Когда чем-то твердым прищемило ухо так, что хрустнули хрящи, я прошептал:
– А не лучше сперва принцессу?
Голос прошептал с великолепным пренебрежением:
– А на кой она хрен?.. Сперва тебя. Если нас обнаружат, ты отобьешься... некоторое время. А за это время можно хоть принцессу, хоть всех остальных...
Я смолчал, понятно, я ж здоровый, пока меня завалят и порубят как кабана на продажу, эти успеют выбежать из леса. Для того меня и нанимали, чтобы служил щитом. Для того и первым сейчас. Все верно. Даже по логике моего мира.
Тело настолько затекло, что мои мышцы трещали и скрипели сильнее, чем раздираемые доски. Ушан, не дожидаясь, пока я хотя бы разогнусь, уже резал веревки на руках воеводы. Герцог торопился свистящим шепотом, голос дрожал как отдираемая щепа на дереве.
Воевода пробурчал тихо:
– Почему не привел епископа? Он давно жаждет изловить эту птичку.
В темноты хмыкнуло, невидимый Ушан посопел, словно бы смущенно, потом прошептал с некоторой неохотой:
– Да мы... не совсем в ладах...
– Что значит?
– Ну, он не совсем меня понимает. Недооценивает мои замечательные способности. Сдуру может приказать повесить раньше, чем успею раскрыть рот. Вам это надо?
– Не надо, – рассудил воевода. – Мне чуется, ты и с Черным Филином... то бишь, Черным Епископом кружку пива не поделил... Он так и встрепенулся, когда о тебе услышал.
Дыхание Ушана на миг остановилось, потом руки с ножом задвигались со скоростью ворующей сыр мыши. С легким треском распались последние волокна, ноги мои отклеились одна от другой, но пока я чувствовал вместо ног две тяжелые дубовые колоды. Рядом постанывая сквозь зубы воевода, я видел его смутный силуэт. К моему удивлению принцесса села на корточки и растирала ему конечности.
Вскоре по застывшему телу побежали острые иголочки. Боль была острая и мучительно сладкая, тело оживало в корчах, я стиснул зубы до ломоты в висках, сейчас меня затоптали бы и жуки-скарабеи, никогда я не был таким беспомощным.
Воевода с кряхтением воздел себя на ноги. Я видел как он исчез в темноте, а Ушан пропал еще раньше. Похоже, успеют освободить остальных раньше, чем я встану на ноги.
На цыпочках, стараясь не дышать, мы отступили в чащу подальше, потом под ногами вместе мягкого ковра листьев пошло твердое. Серебристые лучи луны высветили тропку. Ушан пропустил вперед принцессу и герцога, нетерпеливо оглядывался:
– Да побыстрее, черепахи!
Воевода старался держаться задним. Засохшая кровь с усов осыпалась, на темном от солнца лице торчали ярко серебряные, от них прыгали блики по деревьям и кустам.
Я ухватил его за руку:
– Давай помогу.
– Нет, – проговорил он угрюмо. – Бегите, теперь я прикрою...
Стиснул зубы, я тащил его силой. Старый воин понимает, что путешествию пришел конец, мы в землях граничащего с землями принцессы епископа, задание выполнено, теперь сдавать дела и... на конюшню, коротать старость.
Я все оглядывался, прошептал в спину Ушана;
– А где остальные? Надо было их освободить тоже...
Ушан зашипел:
– С глузду съехал? Это же простая стража!
– Они ж люди, – возразил я, но почему-то ощутил себя глупо.
Воевода хмыкнул то ли насмешливо, то ли сочувствующе. Ушан сказал рассерженно:
– Какие же они люди, если охрана?.. Люди те, кого охраняют. Да и ничего с ними не станется. Утром отпустят. Из них половина тут же попросится к Летучей Мыши.
Воевода насторожился:
– Какой-такой Летучей Мыши?
Ушан некоторое время тащил принцессу, не отвечал, затем буркнул нехотя:
– Я знал его и под таким именем. Он их менял чаще, чем женщин! А Черный Епископ... ну, когда перебрался в земли настоящего епископа. Так что не беспокойся о них, герой!
– Меня дед учил, – пробормотал я. – сам погибай, а товарища выручай. Ну да ладно, если они все шпионы...
Видно было как воевода покрутил головой, из какого же дремучего варварства я вышел, здесь же цивилизация, где высшей ценностью является своя жизнь, а чужая – тьфу, хрен с нею.
Ушан сказал настойчиво:
– Запоминайте дорогу! Эта тропка приведет прямо к замку епископа. А там не страшны даже королевские войска!.. Никогда не сворачивайте!
Воевода буркнул:
– Ты так говоришь, словно сам сейчас сгинешь.
– На всякий случай, – сказал Ушан. – На всякий.
Звериная тропка превратилась в дорожку, Между деревьями блеснул просвет. Небо быстро серело, холодное утро быстро выдавливало короткую летнюю ночь, а на востоке по небосводу поднималось алое зарево.
Деревья впереди разошлись в стороны, дальше угадывался простор. Впереди на дорожке нас ожидали герцог и принцесса. Она почти висела на нем, герцог поддерживал ее красиво и мужественно, обхватив за тонкий стан.