Завещание Сталина | Страница: 64

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Мой «набальзамированный» шеф, конечно, ошибался. Или пускал мне пыль в глаза. Паши вели свою большую игру и до поры никого об этом в известность не ставили. После событий в Новочеркасск хлынули важные персоны. Побывал там и Анастас Микоян, который не обвёл вокруг пальца, может, одного только Лазаря Кагановича, и то потому, что дудел с ним в одну дуду. После Хрущёва лояльные к нам силы протащили в «генеральные» Брежнева, тот дал нужные заверения, что обеспечило тихое созревание всех условий для «перестройки» и переворота. Правда, путь был долгий, но у бога дней много. Русаки не оставляли, впрочем, интриг, но они оказались полными бздунами, во многом рассчитывали на свой обычный авось, и хотя имели самотужный прожект о восшествии на престол русской партии при Черненко (он — почётный председатель, а члены Политбюро — Косолапов, Чебриков и прочие «медведи»), прожект тотчас же лопнул, едва удалось ускорить финал: Арбатов, говорят, вложил в предсмертные уста Черненко фразу, которая всё решала: «Только Михаила Сергеевича…»

Куда только не уносят воспоминания!..

События в Новочеркасске обросли, между тем, легендами и ныне используются как главный обвинительный документ советскому строю. И это хорошо: правды никто из нового поколения не знает, но он, Борух Давидович (тогда Борис Денисович) долго помнил все детали, имена и фамилии. И директора Курочкина, и Сиуду, и Коркача, и лавирующего тщеславца Шапошникова, заместителя командующего Северо-Кавказским военным округом, который держал сторону забастовщиков, и Шульмана, единственной жертвы группы закопёрщиков, хотя жертв вообще-то было много: 25 убитых и сотни две раненых со стороны демонстрантов, трое убитых и более 50 раненых со стороны режима.

2 июня пять тысяч рабочих, опрокинув милицейское оцепление, двинулись от завода к горкому партии, что помещался в старом Атаманском доме. К ним присоединилось ещё четыре тысячи поднятого нами «отряда солидарности» плюс разная шантрапа, которой велели бить витрины и грабить магазины: это всегда создаёт впечатление полной беспомощности и даже парализованности власти.

Начальство ещё рассчитывало уладить всё миром, но события уже развивались по законам, о которых ничего не знало ни наивное начальство, ни бунтующий слепо народ, ни урезанный в правах КГБ.

Он, Борух Давидович, потом ядовито хихикал, читая воспоминания очевидца, которому удалось через несколько лет ускользнуть на Запад из Ленинграда: «Рабочие обращались к своей партии и требовали одного — рассмотреть их просьбы в совокупности, исходя из ленинских норм законности. Они шли под красными флагами и с портретами Ленина. В ответ раздались автоматные очереди. Танки ринулись на бастующих… На площади остались десятки окровавленных тел. Более сотни раненых бежали в страхе и смятении…»

Засранец, типичный совок, который ничего не расшурупил даже в верхнем срезе событий…

В идеологическом противоборстве не может быть места слюнтяйству и розовым надеждам. Ложь и дезинформация — это нормальное оружие.

Было не так, совсем не так. Если бы было так, как сообщал очевидец, ничего бы вообще не было, операция, к которой готовились несколько месяцев, была бы сорвана. Внешние события нисколько не отражали внутренних, скрытых, но определивших все перспективы…

Дорогу возбуждённым толпам перегородили войска. Но они не удержали демонстрантов. Часть людей, действовавших строго по предписаниям, проникла в здание горкома и учинила погром. Попыталась взять заложников, правда безуспешно.

Главное тогда были солдаты. На них бросили охваченную психозом массу: «Кого защищаете, сволочи? Толстопузых, что пьют нашу общую кровь? Долой паразитов-антиленинцев! Да здравствует власть стачкомов! Незаконно репрессированные граждане — на баррикады, пришёл наш час!..» Эти тоже хорошо управлялись. Лишних, вызывающих сомнения лозунгов не было.

В нескольких местах — по сигналу — начали разоружать солдат. Офицеры дрогнули и велели дать предупредительный залп в воздух. Один, второй. И тогда «из толпы» под шумок стали прицельно стрелять из пистолетов. У наших плановых боевиков было своё прикрытие и свои пути отхода. Это считалось сердцевиной замысла.

Когда краснопогонники увидели, как падают их товарищи, началась лихорадочная пальба на поражение «провокаторов», что и было нашей целью…

Это была, несомненно, вершина личной карьеры Боруха, может, даже вершина в штурме сталинской системы, разве кто-либо из её защитников был способен извлечь нужные уроки?..

События показали, что наш актив вполне способен опрокинуть ослабленную систему, используя для её слома её же потенциал. Для этого нужно только строже выдерживать технологию, предполагающую, с одной стороны, примитивность и суеверие масс, их поверхностную религиозность и чувство ущемлённости начальством, с другой стороны, неослабевающее давление на власть, понуждение её на пусть крошечные, но постоянные компромиссы. Сняли за усердие «дуболома»-редактора, организовали кампанию протеста против бюрократов и шовинистов, изобличили антисемита в райкоме партии, напечатали «вольные» стихи какого-то стиляги-придурка, устроили сидячую забастовку по поводу увольнения с работы нашего активиста… Всё это годится. В решающий час всё это складывается в тенденцию, и ошеломлённая, трусливая власть отступает по всем фронтам…

Вот это и есть главное в искусстве переворота: довести обалдение до такой степени, когда ни одна из сторон уже не способна реально оценивать своё положение. В этот момент легко навязывать и тем, и этим самые роковые решения…

Масса баранов до сих пор в полной слепоте. Так и должно быть: никто из них и не должен знать истории в тех измерениях, в которых и происходят действительные события…

Знать о подлинных пружинах истории — это сегодня уже настолько сложно, что обычный невежественный совок, с трудом усваивавший даже химерические блоки партийного мышления, только хлопает ртом, как карп или карась. Ему не освоить сложностей современных махинаций ни в политике, ни в финансовых делах, ни в экономике, ни в сфере поражения массовой психики. Полный примитив представлений — удел двуногих. И чем дальше, тем больше.

«Все они должны дрожать перед нашей мощью, гадая, когда именно последует их гибель. Мы должны представляться им титанами, племенем, охраняемым самим богом… В таком ключе они и муштруются изо дня в день… Они и смеются, и плачут только по нашим командам…»

Он, Борух, счастлив, что принимал участие в событиях, навсегда похоронивших мечту гоев о новом Сталине, человеке, который похитил на время огонь высшего Разума и начал самостоятельно двигать историю…

Потом Борух работал уже как «спец» на другие подразделения и других руководителей, и дело продвигалось вперёд благодаря единому замыслу и большому денежному котлу, в котором вслед за СССР и всей «социалистической системой» должен был сварится, как рак, и Запад, сегодня уже полностью управляемый и давно слепой, как те новочеркасские работяги…

Бессарабов Сергей Сергеевич настолько оборзел, что на выборах в союзный парламент выставил свою кандидатуру и сочинил лозунг, впоследствии облетевший всю страну: «Мы украли для себя, украдём и для вас!»