Льюис — не ожидал, что они заберутся так высоко: под ними, на длинном лесистом склоне, виднелась лента дороги. За ней снова тянулись леса, но зрелище дороги и нескольких мчащихся по ней машин нарушило его призрачное чувство отъединения от мира.
И опять Милберн дотянулся до него: в одной из машин он узнал «вольво» Стеллы Готорн. «О, Боже», — прошептал он. Он мог с таким же успехом разжечь костер на городской площади. Милберн преследовал его повсюду.
Машина Стеллы свернула на обочину и встала. Через мгновение рядом остановился другой автомобиль, и вышедший из него мужчина наклонился к Стелле.
Льюис отвернулся и пошел к Отто.
Тот уже разложил небольшой костер на расчищенном от снега каменистом месте.
— Ну, Льюис, грейся.
— Шнапс еще остался? — Льюис взял фляжку и присел рядом с Отто на большое бревно. Отто порылся в карманах и извлек аккуратно разрезанный пополам кусок домашней колбасы. От костра распространялось приятное, усыпляющее тепло. Льюис откусил колбасы и начал:
— Как-то вечером Линду и меня пригласили на обед в один из номеров моего отеля. Линда не пережила этого дня, Отто, и я думаю, что то, что погубило ее, теперь пришло за мной.
Питер вышел из-за сарая, пересек двор и заглянул в окошко кухни. Стол был накрыт на двоих, его мать готовила завтрак. Он слышал ее шаги, когда она ходила по дому, тщетно разыскивая Льюиса.
Что она будет делать, когда увидит, что его нет?
Конечно, ей ничего не угрожает, сказал он себе, это ведь ее дом. Она увидит, что Льюиса нет, и вернется домой. И все будет по-прежнему. Он толкнул дверь, ожидая, что она заперта, но дверь приоткрылась.
Он не входил. Если он войдет, ему придется говорить с матерью и спрашивать, что она здесь делает. Но он мог сказать ей, что заехал к Льюису. Поговорить с ним — о чем? Ну о Корнельском университете.
Нет. Сердитое лицо матери говорило, что она не поверит таким сказкам. Он отошел от двери и сделал несколько шагов назад, глядя на окно. Тут занавеска дрогнула, и он замер. Там кто-то был, не мать, а кто-то другой. Он видел только белые пальцы, отодвигающие материю. Питер хотел бежать, но ноги не слушались.
Фигура за окном придвинулась к стеклу и улыбнулась ему. Это был Джим Харди.
Внутри дико закричала мать.
Оцепенение Питера прошло, и он опрометью вбежал в дом, быстро миновал кухню и очутился в столовой. Через дверь он мог видеть гостиную, ярко освещенную солнцем.
— Мама!
Он вошел в гостиную, где кожаные диванчики отражали громадный камин, а на стенах висело старинное оружие. Там тоже никого не было.
— Мама!
В комнату, улыбаясь, вошел Джим Харди. Он поднял руки, демонстрируя Питеру свою безобидность.
— Привет, — сказал он, но это не был голос Джима. Этот голос не мог принадлежать человеческому существу.
— Ты мертв.
— Ерунда, — сказал двойник Джима. — Ты же не видел, что произошло, ты убежал. Это даже не больно, Пит. Это приятно. И уж конечно, это очень полезно.
— Что ты сделал с моей матерью?
— О, с ней все в порядке. Она наверху, с ним. Не ходи туда. Лучше поболтаем.
Питер в отчаянии взглянул на оружие на стене, но до него было слишком далеко.
— Ты ведь не существуешь, — крикнул он, чуть не плача. — Они убили тебя, — он взял со столика возле дивана лампу.
— Сложный вопрос. Нельзя сказать, что я не существую, поскольку вот он я. Поэтому давай сядем спокойно…
Питер изо всех сил швырнул лампу в грудь двойника.
— …
И все обсудим, — успел сказать тот, когда лампа пролетела сквозь него и разбилась о стену стеклянным дождем.
Питер кинулся в другую комнату, всхлипывая от омерзения. Он очутился в холле, выложенном черно-белой плиткой, у подножия лестницы.
Добежав до середины лестницы, он остановился.
— Мама!
Совсем близко послышался всхлип. Питер подбежал к двери спальни и открыл ее. Его мать всхлипнула еще раз.
Человек из дома Анны Мостин стоял возле большой кровати, видимо, принадлежащей Льюису. На человеке были темные очки и вязаная шапка. Его руки сомкнулись на шее Кристины Берне.
— О-о, Бернс-младший! Опять эти несносные подростки суют нос в дела взрослых. Я думаю, тебе не помешает хорошая порка.
— Мама, они не настоящие! — крикнул Питер. — Ты можешь заставить их исчезнуть!
Глаза матери закатились, и она конвульсивно дернулась.
— Просто не слушай их, а то они забираются в голову и гипнотизируют.
— О, в данном случае это вовсе не обязательно, — сказал человек в темных очках.
Питер подошел к подоконнику и поднял вазу с засохшими цветами.
— Эй, парень!
Лицо матери посинело, язык вывалился изо рта. Он застонал и замахнулся вазой, но тут его схватили за руку две маленьких холодных руки. Он почувствовал зловоние запах разлагающейся плоти.
— Молодец, — сказал человек.
Гарольд Симе сердито влез в машину, заставив Стеллу подвинуться.
— Ну, в чем дело? Что все это значит?
Стелла извлекла из сумки сигареты, закурила и так же молча протянула пачку Гарольду.
— Я спрашиваю, в чем дело? Я тащился сюда двадцать пять миль, — он оттолкнул сигареты.
— Ты же сам предлагал встретиться. Во всяком случае, так ты говорил по телефону.
— Я имел в виду твой дом, черт возьми.
— Но я предпочла здесь. Если тебе не нравилось, мог бы не приезжать.
— Но я хотел тебя видеть!
— Тогда какая разница, где? Говори, что ты хотел мне сказать.
Симе хлопнул по панели.
— Черт! Ну зачем было встречаться именно в этой дыре?
— А что? По-моему, очень милое место. Но, по правде говоря, я не хотела, чтобы ты приходил ко мне в дом.
— Не хотела? — переспросил он с таким тупым видом, что Стелла поняла, она осталась для него загадкой. А такие мужчины, как правило, бесполезны.
— Нет. Не хотела.
— Ну ладно, мы могли бы встретиться в баре или в ресторане в Бингемтоне.
— Я хотела увидеться с тобой наедине.
— Вот он я, — он театрально вскинул руки. — Ты даже не поинтересовалась, в чем моя проблема.
— Гарольд, за эти месяцы я терпеливо выслушивала абсолютно все про твои проблемы.
Неожиданно он протянул к ней руки и воскликнул:
— Стелла, поехали со мной!