В первую же ночь на проволоке погибли восемь бомжей и странное существо — матово-белое, абсолютно безволосое, с длинным овальным, похожим на турнепс, черепом и большими, как лампочки, голубыми глазами без век. Если тела бомжей под воздействием электричества спеклись, как в гриле, матово-белое тело странного существа превратилось в подобие желе. «Наверное, хачики — это инопланетяне», — решил Антон. Законодательное собрание провинции немедленно приняло решение, запрещающее инопланетянам въезд — влет? — в провинцию, их прописку и прием на работу. Было также запрещено продавать им акции и прочие ценные бумаги. Тем не менее, по слухам, инопланетян охотно принимали на низкооплачиваемую, грязную работу, какой брезговали не только «новые индейцы», но и штыковые серые питомцы. Агентам СБ удалось пристрелить на месте инопланетянина, пытавшегося получить дивиденды по акциям «Богад-банка?.
Народ быстро понял, что ночью в правительственный квартал, пусть и неосвещенный, лучше не соваться. И все равно каждую ночь кто-нибудь обязательно заканчивал свою жизнь на проволоке.
Тела забирало образовавшееся в городе похоронное бюро «Сон». Вообще трупы на улицах сделались редкостью, воздух стал заметно чище. Пока что за реинсталляцией значилось два неоспоримых достижения: Виги с Флорианом кормили народ в помпитах; любой гражданин отныне мог совершенно спокойно умереть прямо на улице, не беспокоясь за свой труп — приберут, похоронят.
Антон спросил у директора похоронного бюро: в чем их выгода? Тот, потупясь, ответил, что они работают не из выгоды, а из любви к свободе, демократии, рынку и… людям. Слова были хорошими, но Антон не поверил. Больно зверская рожа была у директора похоронного бюро. Он напомнил Антону Луи в азиатском варианте.
Луи теперь ничего не боялся. Напротив, корил Антона за осторожность, рвался поднимать в газете немыслимые прежде темы. Скажем, о деятельности СБ. «В чем она проявляется? — горячился Луи. — Вечером на улицу не выйти! Так-то они охраняют безопасность граждан?» Или о местной компьютерной реальности. Зачем она, как работает, кто ею управляет, почему спрятана от народа?
Антон пришел к выводу, что идеи, в особенности радикальные, входят в головы людей неизмеримо легче, нежели в саму жизнь. Пока в жизни и в головах примерно одно и то же — все как-то устраивается. Когда в жизни одно, а в головах другое — начинается необратимый развал. Антон не видел выхода. Ему казалось, он понял сущность революций. Легко сыскать охотников делать работу по части крови, но крайне трудно — по части всего остального. Чтобы научить человека работать, нужны десятилетия. Разучить можно в месяц. Что справедливость без труда? Ничто. Но как вернуть труду смысл в давным-давно разучившемся работать, перенасыщенном насилием и смертью — кстати, тоже освобождающей от труда, — вырождающемся мире?
Антон не знал.
Он поделился сомнениями с дремлющим пьяненьким Фокеем.
— Пока, сынок, душа мертва, — неожиданно быстро отозвался Фокей, — все без толку. Как душа оживет, все само… само…
— Сдурел, Фокеюшка? — усмехнулся Антон. — Когда же она оживет? Это сколько ждать-то? У меня нет времени, дед!
— Говно! Сволочь правительственная! — вдруг отчетливо произнес Фокей.
— Что-что? — Антон подумал, что ослышался.
— У всех у вас нет времени, как дело о душе, говнюки! — уточнил дед. — И реинсталляция твоя — говно! Ничего у тебя не выйдет, только еще больше нагадишь!
Антон не знал, как быть. Пристрелить Фокея на месте — значит так и не войти в компьютерную реальность, похерить весь план. Дать по морде — вышибить остатки разума, за который, впрочем, Фокей не сильно-то и держался. Промолчать — стерпеть унижение. Тогда проклятый алкаш и вовсе сядет на шею, свесит ножки.
— Ты прав, дед, насчет души, — с трудом произнес Антон. — Только времени все равно нет. Начнем на мертвой душе. А там, глядишь, и оживет наша душенька… — ласково, как на опасного, но, к сожалению, необходимого идиота посмотрел на Фокея.
Антон сам не знал, зачем вспоминает нелепый разговор с дедом, идя ночью по ненавистному правительственному кварталу, который уже стал как бы и родным.
Воистину за программой Антона не значилось иных достижений, кроме открывшихся в городе помпитов, незаконно прилетевших инопланетян да моментальной уборки с улиц трупов похоронным бюро.
Заводы по-прежнему стояли. Если на одних пытались начать работу, другие не поставляли вовремя сырье и комплектующие. Железная дорога не давала вагонов. У Антона закралось подозрение, что в провинции нет никакой железной дороги, так фатально не хватало этих самых вагонов. Хотя рельсы вроде бы куда-то тянулись, блестя на солнце, но куда? Антон предложил Конявичусу отправить вдоль рельсов научную экспедицию, чтобы наконец убедиться. Главнокомандующий ответил, что рельсы совершенно точно тянутся до границы с соседней провинцией «Mons Osterreich-Italiana II», а дальше горы, туннели — стреляют, гады, из зениток по вертолетам.
Помимо ларечников, сносно ощущали себя в новой — реинсталляционной — реальности пуговичники, зажигалочники, пряжечники, оружейники и прочие кустари. Наверное, они изготавливали нужные вещи, но от их торговли на камнях и досках несло разрухой, кризисом промышленности, концом света, который всегда маячил на горизонте, но тут как-то уж совсем приблизился.
Собранный урожай был спрятан. Несобранный гнил на корню в полях или в буртах, на ссыпных пунктах, в ямах, кучах под дождями на прихватываемой ночными заморозками земле. Прежде спецназ устраивал в городах облавы, гнал отловленных в укрепсельхозрайоны на принудительную уборку.
Собранное под охраной танков и БТРов привозили в город. Нынче не привозили ничего.
Из конца в конец провинции, как помои, перекатывались бросившие дом, работу, семью, а может, никогда этого не имевшие толпы, все более напоминающие то ли банды, то ли прежних организованных путешественников в страну Белого Креста, которых в Южной Африке счищали со скал в океан бульдозерами. Соседние провинции держали границы на замке, но лишь с одной — внешней— стороны. Со своей же территории охотно выпускали возбужденный слухами о реинсталляции, агрессивный сброд. Особенно недружественно вело себя правительство провинции «Mons Osterreich-Italiana II», не только отдавшее приказ стрелять по приближающимся вертолетам Конявичуса, но разработавшее целую систему хищения железнодорожных вагонов из «Низменности-VI, Pannonia». Капитан Ланкастер поговаривал о том, что «господам вагонным ворам» необходимо преподать серьезнейший урок.
Конявичус, однако, заявил, что армия не вполне контролирует положение. Не получающие жалованья военнослужащие отказываются повиноваться приказам командиров. «Пусть грабят ползущую к нам через границы мразь, пусть… возвращают в провинцию вагоны из «Mons Osterreich-Italiana II»!»— воскликнул глава администрации. «Это совершенно невозможно, капитан, — возразил Конявичус. — У тех, кто к нам лезет через границы, нет ничего, совсем ничего, они еще беднее нас. Что же касается «Mons Osterreich-Italiana II», то тамошние азиаты возвели вдоль границы непреодолимые фортификационные сооружения. Они воруют наши вагоны не для того, чтобы их возвращать».