– Неужели абсолютная свобода ни капельки не манит?
– Женитьба на деньгах вовсе не кажется мне абсолютной свободой. На самом деле – наоборот.
– Так забудь о деньгах и женись по любви. Ты ведь даже ее сына успел полюбить. Идиллия.
– Как тебе удалось все это подстроить?
– Ты должен выполнить одно мое условие.
– Какое?
Роберт откинулся на спину и развел руки в стороны:
– Ты поделишься со мной. Раз в два месяца ты будешь выезжать в командировку, а я – занимать твое место. Часов через восемь – двенадцать – обратная замена. Никто не узнает, а Лори и Кобби – и подавно.
– Нет уж, спасибо, – сказал я.
– Да ты раскинь мозгами. Жена твоя нипочем не догадается, что спит не с одним, а с двумя. Придет время – как это бывает во всех браках, – когда тебе понравится незаметно исчезать из дома. А заодно мы с тобой поддержим семейную традицию. Наши прапрадедушки постоянно этим занимались.
– Пока Сильвэйн не застрелил Омара, – сказал я.
– Шутишь. Первый раз слышу.
– Так что, если следовать семейной традиции, ты меня убьешь, и все достанется тебе.
– А вот так я не хочу! – воскликнул Роберт. – Нэд, не забудь, кто я. Я не семьянин. Сама мысль о том, чтоб жить с одной женщиной, по рукам и ногам связать себя семейным распорядком… Я ведь по сути и не совсем человек. Я чистой воды Данстэн. Мы с тобой не должны были стать такими – родиться должен был один человек, однако нас разделили в утробе или же в ту ночь, когда мы родились, не знаю, каким это образом произошло, и я не могу причинить тебе никакого вреда. Просто не могу. Ты нужен мне. Так как мы договоримся насчет Лори Хэтч?
– До сих пор, однако, я тебе не был нужен, – сказал я, хотя убежденность Роберта тронула меня.
– А как ты думаешь, зачем я приехал к Стар в Напервилль и сказал ей, что ты должен оставить колледж? Для чего, когда ты настоял на возвращении, я позаботился о том, чтобы кто-то за тобой приглядывал? И когда встретил Стар напротив дома Нетти, сообщил ей, что ты в опасности?
– Может, я и вправду нужен тебе, – ответил я. – Ты тоже нужен мне, Роберт. Но я не собираюсь жениться на Лори ради того, чтобы ты покупал костюмы от Армани и золотые «Ролексы». Даже если она согласится выйти за меня, я понятия не имею, что она за человек.
– Неужели ты позволишь какому-то захолустному толстосуму Стюарту Хэтчу вешать тебе лапшу на уши? Да тебе же плевать на ее прошлое. Лучше взгляни на наше! У тебя с ней гораздо больше общего, чем ты думал.
Эта мысль только что пришла мне в голову. Роберт подался ко мне:
– Нэд, ты, можно сказать, уже почти любишь ее. Это карма.
– Если уж я не знаю, что думать о Лори, то что мне думать о тебе, не знаю и подавно.
– Представь, что думаю о тебе я. Хотя в чем-то мы с тобой один и тот же человек. И не думай, что моя жизнь была более трудной, чем твоя.
– Откуда тебе знать, что за трудности были в моей жизни?
– Отличный вопрос, однако ты все же более-менее человек, а вот я человек лишь самую малость. Думаешь, мне легко приходится?
– Понятия не имею.
– А разве ты не рад тому, что узнал о прошлом в последние два дня? И что мы с тобой встретились?
Я хотел сказать, что мне от всего этого тошно, но сердце ответило за меня: – Да.
– В нужный момент ты всегда говоришь «да», – улыбнулся Роберт.
Этот внезапный намек на мой повторяющийся сон подсказал мне новую мысль:
– А не ты ли нанес визит на Нью-Провиденс-роуд?
Я застал его врасплох.
– Куда-куда?
– Старый дом Говарда Данстэна. Тот самый, что Сильвэйн построил из привезенных из Провиденса камней.
– Жуткое местечко. Оно как черная магия – может сожрать тебя живьем.
– Именно туда ты меня каждый раз зазывал, – сказал я.
Роберт собрался с духом, прежде чем еще раз взглянуть на меня, как мне показалось, с выражением абсолютной искренности:
– Ты о своих повторяющихся снах. Это были всего лишь сны. Я тут ни при чем. Это твое. Именно так и работают сны: ты говоришь что-то самому себе.
– Откуда тебе знать, о чем мои сны?
– Мы ведь должны были быть одним человеком, – объяснил он. – Так что неудивительно, что время от времени мы с тобой видим одни и те же сны.
Я задумался о том, что было бы, если бы Роберт и я родились в одном теле, и почувствовал сбивающий с толку, похожий на обморок прилив эмоций – в равной степени притягательный и отвратительный. Я услышал, как Говард Данстэн говорит: «Мы вылетели из трещины золотого кубка. Мы – дым из пушечного жерла». Мы вытекли через трещину в чаше, нас украли из карманов павших на поле боя солдат – это объяснение, как и любое другое, подходило для охватившей меня радости, равной сопровождавшему ее страху, но более сильной, чем этот страх.
– Кто бы ты ни был – ты мой брат, – прошептал я. – Более того. Ты – моя половина.
– Знал бы ты, чего мне это стоило! – Роберт содрогнулся. Он отвернулся, прежде чем взглянуть на меня с тем же чувством, с каким я смотрел на него. – Я презирал тебя. Ты и представить себе не можешь, какая меня душила обида. Я ведь едва знал свою мать. А ты жил с ней, по крайней мере – временами, а когда не мог, она навещала тебя. Она присылала тебе открытки ко дню рождения. У меня ничего этого не было – Роберт оставался в тени. А Стар вынуждена была защищать своего маленького Нэда. И встречались мы один-единственный раз.
Понимание с мощью локомотива надвигалось на меня.
– Вспоминаешь? – спросил Роберт.
– Это было в тот день, когда нам исполнилось девять лет. Что-то случилось. За день до этого я заболел.
– Вспоминай, вспоминай, – сказал Роберт.
– Я тогда немного не успел. Не припомню, где это было…
– Ты меня едва не убил, – подсказал Роберт.
– У меня был жар, я не мог подняться с постели. В комнату вошла Стар. Я подумал, что самое страшное позади, потому что приступы мои обычно случались в середине дня. Мать стояла рядом с моей кроватью… А ты где был? Куда я пришел?
– Это было у Анскомбов, – помог мне Роберт. – Так они себя, во всяком случае, называли. Они взяли меня к себе, потому что их ребенок умер.
– Бог ты мой! Так ты был в Боулдере?
– До того времени мне всегда удавалось вовремя почуять, как он вынюхивает меня, и смыться. В тот день ты заболел, и я ничего не почувствовал.
Где-то в голове прозвучал обрывок ритма, и Фрэнк Синатра пропел: «Борись» – и отстал на долгий, неестественно растянутый момент, прежде чем вновь вступить: «Борись, борись изо всех сил…», и по нисходящей дуге музыкальной фразы все, что я хотел забыть, нахлынуло на меня. – Я был тобой.