Сесилия, у которой были свои причины не уезжать из города, сказала:
– О мама, ты ведь всегда себя плохо чувствуешь в Брайтоне! Пожалуйста, не заставляй нас ехать туда! По-моему, нет ничего глупее, чем эти вечера в Павильоне, а эта ужасная изматывающая жара в комнатах!
У Софи тут же пропало всякое желание ехать туда; в оставшееся время прошло в обсуждении других вариантов поездки в Омберсли, в Торп или в Скарборо. Леди Омберсли рассказала, как она провела лето в Рамсгейте еще до того, как предпочтение Регентом Брайтона задвинуло этот курорт в тень.
Когда все встали из-за стола, Хьюберт, некоторое время безуспешно пытавшийся застать кузину в одиночестве, выпалил:
– Ты сейчас занята, Софи? Не хочешь ли немного прогуляться по саду?
– Спасибо! Немного позже, возможно! Чарльз, не уделишь ли ты мне минутку внимания, когда тебе будет удобно?
Он серьезно встретил ее прямой взгляд.
– Конечно! Прямо сейчас, если хочешь.
Леди Омберсли немного удивилась; а Селина воскликнула:
– Секреты! Интересно, уж не замышляете ли вы заговор? Одобрим ли мы его?
– Ничего столь захватывающего, – небрежно ответила Софи. – Просто Чарльз выполнял одну мою просьбу.
Они прошли через холл в библиотеку. Софи была не из гех, кто ходит вокруг да около, поэтому как только он закрыл дверь, она без предисловий сказала:
– Теперь будь добр, объясни мне, что это значит! Как ты узнал, что я продала свои серьги, и почему ты – как я предполагаю – выкупил их для меня?
– Я выкупил их, потому что смог придумать лишь две причины, которые могли бы заставить тебя расстаться с ними.
– Неужели! И что же это за причины, кузен Чарльз?
– Я не видел счетов за бал, но у меня есть некоторый опыт в этих делах, и я могу более-менее точно предположть общую сумму. Если это и есть причина, то я ничем не буду помогать тебе. Ты ведь знаешь, что приготовления к балy не нравились мне с самого начала.
– Дорогой мой Чарльз, у меня много расходов, о которых ты даже не подозреваешь. Знаешь, ты абсурден!
– Не думаю, что у тебя есть какие-нибудь расходы, которые твой отец не сможет оплатить.
Она немного помолчала, а затем сказала:
– Ты еще не назвал мне вторую причину.
Он, нахмурив брови, посмотрел на нее.
– Боюсь, что ты одолжила деньги Хьюберту.
– Боже милосердный! Выбрось это из головы! – воскликнула она, смеясь. – Ради Бога, зачем мне это делать?
– Надеюсь, что так. Этот молодой глупец был с друзьями, по которым плачет тюрьма, в Ньюмаркете. Он проиграл там много денег?
– Если бы это случилось, он бы скорее рассказал тебе чем мне!
Он подошел к своему столу и рассеянно стал перекладывать бумажки, лежащие на нем.
– Быть может, он побоялся рассказать мне, – сказал он.
А затем, подняв глаза, спросил:
– Так ведь?
– Мне нужны были деньги по причинам, которые тебя не касаются, – ответила она. – Должна заметить тебе, Чарльз, что ты не ответил еще на мой вопрос. Как ты догадался, что я продала серьги?
– Это была не догадка, я знал.
– Откуда? Полагаю, ты не прятался в магазине?
– Нет, не прятался. Вчера по дороге домой я заехал на Брук-Стрит и увиделся с мисс Рекстон, – он помедлил и снова взглянул на кузину. – Ты должна понять, что мисс Рекстон посчитала своим долгом рассказать мне о своем опасении, что у тебя какие-то затруднения! Когда ты заключала сделку, она с леди Бринклоу была в магазине Ранделлз и Бриджа. Бридж не очень плотно закрыл дверь своего кабинета; мисс Рекстон узнала твой голос и не смогла удержаться от соблазна послушать, что ты говоришь Бриджу.
Ее рука, лежавшая на спинке кресла, сжалась в кулак на полированном дереве, но мгновение спустя снова расслабилась. Голосом, лишенным всяких эмоций, она сказала:
– Заботливость мисс Рекстон безгранична. Как мило с ее стороны интересоваться моими делами! Полагаю, лишь деликатность заставила ее говорить не со мной, а с тобой.
Он вспыхнул.
– Не забывай, что я помолвлен с мисс Рекстон. При данных обстоятельствах она сочла своим долгом обо всем рассказать мне. Она подумала, что состоит с тобой не в таких отношениях, чтобы спросить у тебя разъяснения.
– Да, это абсолютно верно, – согласилась Софи. – Никто из вас, мой дорогой кузен, не состоит со мной в таких отношениях! И если ты собираешься спрашивать у меня объяснений моих поступков, позволь мне послать тебя к черту!
Он улыбнулся.
– В таком случае, наверно, к лучшему, что Эжени сама не рискнула обратиться к тебе, потому что ее бы очень шокировало, если бы ее послали к черту! А ты всегда говоришь как твой отец, когда выходишь из себя, Софи?
– Нет, не всегда. Прошу прощения! Но это было просто невыносимо!
– Да, наверное, но я бы ни о чем не спросил тебя, если бы ты сама не искала этого разговора.
– Оставь в покое мисс Рекстон! Что же касается выкупа моих сережек, Боже мой, в какое затруднительное положение ты меня поставил!
Пока она говорила, позади нее открылась дверь, и Хьюберт вошел в комнату. Он был неестественно бледен, но полон решимости. Он отрывисто произнес:
– Прошу прощения, но я целый день хотел поговорить с тобой, Софи, и… и с тобой, Чарльз! Поэтому я пришел!
Мистер Ривенхол не сказал ни слова и даже не посмотрел на него своим пронзительным взглядом, но Софи обернулась и протянула руку.
– Да, пожалуйста, входи, Хьюберт! – сказала она, улыбнувшись ему.
Он взял ее за руку и судорожно сжал ее.
– Сесилия рассказала мне про твои серьги и про суматоху… Софи, что это значит? Если то, что я думаю!.. Я не могу и не буду мириться с этим! Я лучше во всем признаюсь Чарльзу!
Прежде чем забрать руку, она вернула ему пожатие. Затем мягко сказала:
– Ты же знаешь, Хьюберт, я всегда считала, что ты совершаешь ошибку, скрывая это от Чарльза. Однажды мистер Вичболд сказал мне, что если попадет в беду, то первым, к кому он обратится, будет Чарльз. И если он может доверять ему, насколько больше у тебя оснований поступать так же! Убеждена, что вы успешно справитесь без меня, поэтому я оставлю вас.
Она не посмотрела на мистера Ривенхола, чтобы узнать, какой эффект ее слова произвели на него, и быстро вышла из комнаты.
А эффект был; мистер Ривенхол тихо сказал:
– Думаю, что я догадываюсь, но все же скажи мне! Ньюмаркет?
– Хуже! О да, я проигрался в Ньюмаркете, но это лишь малая часть всего! – ответил Хьюберт.