— Боже мой… — Выскочившая из машины Саша замерла, ошарашенно разглядывая место аварии. — Боже…
Цистерна не просто горит, а напоминает взорвавшийся вулкан — столб пламени яростно таранит ночное небо и, вполне возможно, виден из Финляндии. Столб пламени освещает и опаляет всё вокруг, а под ним стремительно плавится груда сплющенного железа. «МАЗ», ещё один «МАЗ», останки цистерны, останки длинного кузова, багажник «Ауди» из-под мощного моста, и где-то в глубине всего — Evolution.
— Жесть, — выдыхает очнувшийся Петя. — А всё этот кретин!
— Оле-ег!
Из подъехавшей «Тойоты» выскакивает длинноногая девчонка, дававшая старт гонке, кричит и бросается к обломкам. Её хватают.
— Оле-ег!!
«Камаро» остановился с другой стороны, ближе к Краснофлотской, «Камаро» отделён от подоспевших участников гонки пылающим столбом и безобразной грудой разбитых машин, но Саша слышит крики несчастной и отчётливо видит текущие по её лицу слезы. Видит боль и ужас в глазах. Видит горе.
У Саши дрожат пальцы, на глаза наворачиваются слёзы, но она заставляет себя быть твёрдой.
— Минуты через две здесь будет полиция.
— Мы ни при чём, — усмехается Петя. — Это всё дурные стритрейсеры.
— Мы сами похожи на дурных стритрейсеров — машина подходящая.
— Ты не принимала участия в гонке.
— Кто будет объясняться с полицией?
Радиус действия брелока — три мили, и поэтому Саше пришлось сопровождать гонщиков, но, поскольку управляться с «Камаро» так же лихо, как парень, женщина не умела, то выехала заранее. Перед катастрофой гонщики почти догнали «Камаро», но только почти — недобрали пару сотен ярдов.
— В таком случае, надо сматываться, — хмыкает парень.
— Твой брелок, — напоминает Саша.
— Надеюсь, он выжил.
Как возвращать брелоки, Ваятель рассказал игрокам в тот самый день, когда познакомил с магией. Выдал всем специальные артефакты — колечки, которые следовало трижды повернуть по часовой стрелке, — велел тренироваться. Опытным путём установили, что заклинание действует на расстоянии в три мили, однако сейчас Петра волновал не сам факт возвращения, а то, не пострадал ли брелок в огне.
— Есть! — Синяя безделушка появляется в подставленной ладони, и парень тут же подносит её к глазам.
— И как?
— Вроде в порядке.
Ни камень, ни металлические части не оплавились, хотя и побывали в самом сердце разведённого на дороге костра. Брелок выглядит как новенький, а значит, Ваятелю можно ничего не рассказывать.
— Что скажешь?
Молодая женщина ожидала, что на Петю, так же, как на неё, наибольшее впечатление произвела катастрофа, гигантский факел и смерть людей, но ошиблась.
— Сашка, ты не представляешь, какой это кайф: рулить персом. — Парень откидывается в кресле и широко улыбается. — Я не думаю ни о чём, я забываю о себе, инстинкт самосохранения отключается, и я могу идти на любой риск. Я полностью сливаюсь с машиной, с дорогой, со скоростью… Я сам становлюсь скоростью.
А если что-то идёт не так, перс просто возвращается в брелок, способный выдержать ужасающую катастрофу.
Саша молчит. «Встречка» раскрашивается мигалками полицейских, спасателей и карет «Скорой помощи». Они мчатся туда, где беда. Они ещё не ищут виноватых, а торопятся делать своё дело: спасать и помогать. «Встречка» синяя и красная, но Краснофлотская совсем рядом, съезд с морского участка КАД не перекрыт, и «Камаро» беспрепятственно въезжает в город.
— Персы помогут нам сделать всё, что угодно, — улыбается Петя, разглядывая брелок.
Саша молчит.
Оставшийся позади столб огня становится меньше.
* * *
Парадизиум, штаб-квартира семьи концов
Москва, улица Тимура Фрунзе,
28 апреля, четверг, 01.01
— Дозволь обратиться, твое высокопревосходительство, светлейший, величайший, обожаемый фюрер…
— Заткнись! — резко обрубил уныло бубнящего бойца Кувалда.
— Но…
Однако вождь, как выяснилось, ещё не закончил и ругать за проявление официально требуемых чувств не собирался.
— Мы в военном походе. — Одноглазый внимательно оглядел подданных. — Поэтому фозволяю обращаться ко мне с военно-полевой уважухой, понятно?
— Это как? — растерялся Контейнер.
— Просто «фюрер», — скромно уточнил одноглазый.
— Так и говорить: «просто фюрер»?
— Идиот, — прошипел Копыто. — Говорить надо так: фюрер! — и верноподданно осведомился у отца нации: — Так?
— Так, — подтвердил тот.
Четвёртый участник похода, боец Иголка, на этом слове издал непочтительный звук, но Кувалда решил не затевать с истеричным подданным либеральных разборок и повернулся к здоровяку:
— Так чего хотел, бестолочь?
Контейнер потёр подбородок, всем видом показывая, что, в принципе, уже передумал хотеть, но, поскольку делать всё равно было нечего, а боевые товарищи начали поглядывать с подозрением, осведомился:
— А ты верно уверен, фюрер, что картинка тута хранится?
Но руку от подбородка Контейнер не отнял, здраво рассудив, что если разозлённый Кувалда врежет, то рукой можно закрыться, к примеру, и так минимизировать разрушения.
— Сомневаешься в моей муфрости? — недовольно осведомился великий фюрер.
— Не хочу по шее от охраны получить, — простодушно объяснил боец.
— Концы, говорят, хванов наняли, — встрял в разговор сидящий за рулём Иголка. — А с хванами по шее не отделаешься, они и зарезать могут, тараканы четырёхпалые.
— Четырехлапые, — поправил бойца уйбуй Копыто. Однако в целом выступающего поддержал: — Да, фюрер, говори, конечно, как будем дело делать, если хванов увидим?
Как будет «делаться дело» при появлении хотя бы одного четырёхрукого, Кувалда знал наверняка: отряд перепугается, и «военный поход» приобретет форму стремительного бегства, но сейчас фюреру требовалось воодушевить подданных на важнейшее свершение, и потому ответ прозвучал с изрядной долей бахвальства:
— А что тебе хваны сфелают, кретин?
— Думаешь, побрезгуют нас убивать? — деловито уточнил Копыто. — Пинками прогонят?
— Я хорошо умею притворяться мёртвым, — заметил Иголка.
— А я через окно не испугаюсь, если что, — добавил Контейнер. — Только если не высоко будет.
Боевой дух участников «похода» опускался неотвратимым шлагбаумом.
— Они нас не увифят, — пообещал с трудом сдерживающий ругательства одноглазый.
— Потому что у тебя артефакт как будто есть?