«Боже мой, Ящер!» – Алина столько слышала об этом мутанте от Максима, но все равно была поражена тем, какой он огромный и сильный. «А Ирина лежит рядом с этим уродом». Забыв об усталости и больных ногах, Алинка вскочила и, выставив автомат перед собой и нажав на спусковой крючок, помчалась прямо на ящера. Она кричала и нажимала… нажимала, пока патроны в магазине не закончились. Почти все пули попали в морду и шею чудовища, но, не причинив тому никакого вреда, только разозлили животное. Он еще раз крикнул и, отмахнувшись широким крылом, бросил девушку обратно к трамваю. Сильно ударившись спиной о ржавый остов, Алина сползла на землю и затихла.
Ирина вскочила и побежала к сестре, но не успела сделать и пары шагов, как была схвачена огромной когтистой лапой. Монстр поднимался все выше и выше, унося куда-то на юг свою добычу.
Глава 16
Сладкое блюдо – месть
Он сидел на троне в позе роденовского мыслителя и «смаковал» свое имя: «Сергей Сергеевич Древнев. Сергей. Серега. Сергеич. Дерево». Странно, но, как бы он его ни поворачивал, оно не вызывало в нем родных ассоциаций. Словно оно было чужим. Принадлежало другому, совсем незнакомому человеку. Нет, он помнил, что имя принадлежит ему, но эмоционального отклика в закоулках памяти не находил. Двадцать лет он не пользовался им. Странная штука – время. Вначале никому не было дела до его имени, а потом, когда те, кого оно могло интересовать, исчезли, оставшиеся назвали его уже другим именем. Точнее, он заставил всех называть его другим именем, и имя это было Великий… Что для этого понадобилось – пустяк. Страшилка об ужасном духе, живущем в этом огромном бассейне со времен старого мира. О жадном и жестоком, постоянно требующем жертв. И с этим кошмаром, живущим внизу, может разговаривать только он – самый старый, помнящий, как жили люди до начала новых времен, и мудрый из всех. И только он – Великий может уговорить духа дать бедным людям спокойную и сытую жизнь. А для этого нужны жертвы. Много жертв! Иначе дух не будет щедр к племени. Кто в это поверит – только дети. А его народ и есть дети – наивные и послушные. А он их Бог. Их великий владыка – этого им достаточно.
Настоящее имя помнит только он сам и его враги. Да и сам он его вспомнил лишь для того, чтобы напомнить врагам о своем существовании. «Воистину, ты существуешь, только пока тебя помнят враги твои. – Он усмехнулся пришедшей в голову мысли. – Философ – хоть записывай за собой, а потом вещай с этой вот стрелы. Только поймут ли?»
А было ли оно вообще кому-то интересно – его имя? Друзьям – нет. Потому что не было у него друзей. Никогда! Даже Приступа не был ему другом, как нельзя назвать другом собственную руку или ногу. И он отбросил его от себя, когда это стало необходимо, как, не задумываясь, отрезал бы собственную руку, попавшую в капкан. Стас был полезен, но он сделал свое дело и сделал его очень хорошо, теперь нечего сожалеть. Нет его, и червяки или еще кто сожрали его тело. А за двадцать лет он вырастил себе целую толпу таких же… ну, почти таких, по крайней мере, не уступающих Приступе в преданности. Потому что он не может умереть, не отомстив. А враги пускай помнят его имя. Помнят и трепещут! Он все равно до них доберется, и не будет им пощады.
Он встал, и снизу на него устремились сотни глаз. Все племя, открыв свои слюнявые рты, приготовилось внимать каждому слову Великого.
* * *
«Сильно болит. Как же сильно болит!» – Что болит? На этот вопрос, пожалуй, Алина не ответила бы. Приоткрыв глаза, девушка ничего не увидела. – Ну, вот, еще и ослепла. – Почему-то этот факт совсем не вызвал эмоций. Просто констатация. Больше всего волновала боль… в спине. – О, у меня есть спина!» Эта анатомическая подробность позволила определиться и в собственной личности. Урывками в памяти всплывали картинки. Сестра… Максим… и Ящер, раскинувший крылья над Ириной. Алина застонала и вынула из-под себя подвернувшуюся руку с автоматом. Боль сразу уменьшилась. Оказывается, это автомат нестерпимо давил на ушибленную при падении лопатку. Она с трудом разжала сведенные пальцы и отпустила оружие, которое с лязгом упало на что-то металлическое. Она слышит – это уже замечательно. Хоть какие-то хорошие новости. Левая рука слушаться не хотела, она, как у куклы, безвольно лежала чуркой и не реагировала на все попытки девушки «достучаться» до нее.
«Я умираю. Ну и пусть. – Она потянулась правой рукой и попробовала стянуть с себя маску противогаза. – Какая разница, от чего умереть, если умираешь. – Мокрые от чего-то пальцы соскальзывали с резины, но та, в конце концов, поддалась. В глаза ударил свет. Не очень яркий, но по сравнению с темнотой, которая была до этого, он ослепил. Оказывается, маска перекосилась от удара, а второй окуляр был чем-то залит. Алина посмотрела на руку. – Чем-то? Кровью, причем моей собственной». Она потянулась и нащупала на затылке огромную шишку, а рядом из небольшой ранки еще подсачивалась вязкая кровь.
«Точно, я умираю, – констатировала свое состояние Алина. Она закрыла глаза. Осталось лишь дождаться. – Умру, и все пройдет: и боль, и слабость».
– Ну, что, сестренка, я же говорила, что не надо идти. А ты: «Бежим, спасать надо!» Спасла кого?
Алина поморщилась, как от зубной боли. «Вот вечно Ирка занимается нравоучениями. Училка, она и есть училка – не может без этого. Мне только сейчас ее нотаций и упреков не хватает». Она отмахнулась здоровой рукой.
– Что ты машешь на меня? Если бы ты меня послушалась, сидела бы сейчас в тепле и уюте.
– Отстань, Ирка. Не видишь, что мне плохо?
– Плохо ей! – сестра не унималась и зудела, как рассерженный голодный москит. – А мне каково? Голова болит? А у меня сейчас ничего не болит, благодаря тебе. Вставай! Поднимайся, тебе говорю! – Ира со злостью пнула девушку по ноге, от чего та дернулась и спина отозвалась болью. – Вставай, рохля. Рано тебе еще умирать.
– Что ж ты такая приставучая? – Алина с трудом разлепила тяжелые веки. Ее ногу теребил странный зверь похожий на огромного кота. Увидев, что его ужин вместо того, чтобы спокойно ожидать, пока его съедят, начал шевелиться, громко зашипел и отскочил в ближайшие кусты и там… растворился. Причем растворился в них в прямом смысле этого слова.
В сумраке неумолимо надвигающейся ночи было довольно прохладно. Зябкий влажный туман уже подкрадывался из низин, касаясь раненого человека своими ледяными руками. Алина огляделась. Вокруг никого: ни сестры, ни ящера, ни этого странного пугливого зверя. Она совершенно одна – сидит, как на сцене, посреди пустого перекрестка. Только куст, в котором исчез зверь, вылупился на нее немигающими круглыми желтыми глазами.
– Это бред! – произнесла Алина вслух, убеждая скорее себя, чем любопытный куст. По-другому свои видения она объяснить не могла. Но было в них и рациональное зерно – умереть она всегда успеет. «Пока жива, надо бороться».
Она повесила автомат на плечо и погрозила кусту кулаком, на что куст сузил зрачки до маленьких щелок и угрожающе заворчал.
Здоровой правой рукой она подвинула онемевшую левую. Острая боль прострелила ее от плеча до самых кончиков пальцев. Алина вскрикнула от неожиданности и закусила губу. Боль постепенно отступила, оставив неприятное ощущение покалывания тысяч иголок по всей руке. Намотав ремень автомата на непослушную конечность, девушка рывком поднялась и чуть не упала обратно на пятую точку. Весь мир закрутился вокруг нее, как на взбесившейся карусели из детских воспоминаний.