Город настороженно молчал, с интересом следя за новой и завораживающей игрой его забавных обитателей, словно шкодливый малыш, наблюдающий за муравьями. И «игра» обещала не подкачать. За спинами, усердно сопя в противогазы, четыре бойца волокли пару ящиков. «Будет непоседе и фейерверк, и салют, и трах-тибидох… Только бы добраться без приключений, так что попридержи пока свои старые игрушки – только их сейчас нам и не хватает, для полного счастья».
Тишина и правда стояла неестественная. Было ли это обычным делом для данных мест, Максимыч не знал, но весь его сталкерский опыт кричал, что это повод скорее для паники, чем для успокоения. Есть что-то такое, что отвадило отсюда всю живность, и дай бог, чтобы это были дикари, но что-то подсказывало – вряд ли это они. Люди всегда были лакомством для большинства городских обитателей, а тут… сталкерский взгляд машинально обшаривал окрестности: как вымерли все. Даже следов нет.
Слева на горе возвышалась непонятная конструкция. Мрачные стены с огромными круглыми, как пустые глазницы в черепе, окнами, провалившейся внутрь крышей, с непонятно как стоящей с краю покосившейся башенкой. Здание было когда-то внушительным, и даже его руины потрясали размерами.
– Что это? – сталкер указал на вершину горы.
Васильев посмотрел в ту же сторону:
– Успенский собор, точнее, то, что от него осталось, – казалось, что собор услышал… Глазницы с укором уставились на людей, потревоживших его покой, и где-то в той же стороне, как глубокий вздох, обвалилось здание, закрыв верхушку горы с возвышающимися над ней остатками собора тучей пыли.
Первые «двойки», заглядывая за прутья, уже затаились с краев ворот. Еще одна пара юркнула в пустой дверной проем Красной башни, и через минуту их силуэты с автоматами наизготовку застыли среди зубцов башни. Ворота, еще чудом висевшие на перекосившихся роликах, были сильно деформированы, словно сам Сальвадор Дали оплавил металл, из которого они были сделаны, создав чудную конструкцию в своем понимании красоты, закрутил их в виде этакого застывшего стального водопада.
Боец, осматривающий с башни всю территорию, поднял руку с отведенным большим пальцем. Это означало, что территория чиста и им контролируется. Васильев жестом отдал приказ выдвигаться вперед. Фигуры в серых ОЗК, сверкая окулярами резиновых морд противогазов, со всех сторон сбежались к проходу – разведотряд вошел в ворота на территорию «Горводоканала» и рассеялся по широкому двору.
Максимыч протиснулся в щель деформированных ворот и оказался на широкой площадке, окруженной выгоревшими двухэтажными строениями. Он огляделся: «Где тут может быть очистительная станция»?.. Ничего похожего поблизости не было – сплошные административные здания. Сзади послышался душераздирающий скрип. Два крепких бойца, подперев плечами, сдвинули перекореженную створку на пару метров. Наконец, сверху что-то хрустнуло, и ворота, воткнувшиеся углом в крошащийся асфальт, окончательно заклинило в полуоткрытом состоянии. В освободившийся проход зашел отряд во главе с Ереминым, а следом занесли ящики со взрывчаткой и альпинистским снаряжением.
– Что тут? – Еремин оглядел площадку.
– Территория чистая. Противник не обнаружен, – Васильев был лаконичен.
– Изотов, ищи свой купол. Я думаю, станция очистки будет ближе к реке.
Максимыч кивнул и, махнув Молодому, побежал трусцой в узкий проезд между домами, ведущий в сторону Днепра.
«Надо было сначала на башню залезть – оглядеться, что я из-за этого угла увижу. Но, как говорится, хорошая мысля приходит опосля». Возвращаться не хотелось. Максимыч, уже медленно подкрадываясь к углу здания, оглянулся. Молодой был тут как тут. Сопит в респиратор, головой крутит, как локатор, убойная «пушка» наготове – не человек, а боевая машина. Максимыч ухмыльнулся: «Молодец, будет толк из парня». Изотов осторожно заглянул за угол – вот оно! Огромный серый бетонный купол, как гигантский гриб выросший из-под земли, оплетенный ржавыми лестницами и вездесущим вьюном. Справа почти незаметная в густых зарослях пристройка с зияющим провалом входа и висящей на одной петле стальной дверью.
Максимыч обернулся к напарнику:
– Дуй назад, скажи, что нашли. Я пока выход подержу.
Парень кивнул и без лишних слов умчался туда, где суетились безликие фигуры в защитных комбинезонах. Максимыч, не сводя ствол автомата с дверного проема, присел на колено. «Тишина и благодать, даже не верится, что это дорога в преисподнюю». Сразу и не скажешь, что тут кто-то есть, но сталкерский глаз не обманешь – он примечает все. Проходом пользовались. Редко, но все-таки… вон веточка обломана, засохла уже, дверь висит на одной петле, но отодвинута, чтобы не мешать… Да и заросли ивняка, если приглядеться, имеют проход. Казалось, что из темноты подземелий за ним наблюдают. Нет, не человеческие глаза, а само зло. Ворочается там, беспокоится. «Не зря, сейчас мы разбередим этот бесовский омут».
Топот множества ног заставил обернуться. Весь разведотряд в полном составе во главе с лейтенантом и Молодым, как табун молодых жеребцов, несся по узкому проезду. «Кони. Переполошат сейчас всех». Васильев, заметив недовольный взгляд сталкера, осадил бойцов, и последние несколько метров те подходили чуть ли не на цыпочках.
– Тихо? – Васильев сам осторожно выглянул за угол и завороженно застыл, разглядывая сооружение. – Колоссально! – после, чего не оборачиваясь, приказал: – Вторая «двойка» – вокруг. Осмотрите на предмет еще одного входа.
Два бойца скрылись в зарослях. Появились они через десяток долгих минут с другой стороны. Шли осторожно, обходя по широкой дуге открытую пристройку.
– Чисто! Других входов нет – монолитная бетонная стена. В реку со стороны купола выходит широкая труба, – доложил старший.
– Принял! – Васильев кивнул и повернулся к напарнику Максимыча. Как-то повелось, что тот стал исполнять обязанности вестового. – Давай к Еремину, сообщи, что станцию очистки обнаружили – можно минировать.
Молодой снова умчался, а разведотряд, крадучись, приблизился к темному проему. Максимыч достал свой меч и несколькими ударами прорубил широкий проход в зарослях. Вниз в темноту уводила узкая лестница. Достав из разгрузки фонарик, он посветил вниз. В нескольких метрах лестница заканчивалась тесной площадкой с плотно закрытой стальной дверью. Сталкер осторожно спустился по ступенькам и попробовал приоткрыть дверь. «Заперто. Что, впрочем, неудивительно. Значит, и тут надо входить, предварительно постучав взрывчаткой». Он торопливо вернулся наверх к отряду.
– Заперто. Но, думаю, пары гранат будет достаточно.
По рыжим лестницам на купол уже волокли ящики. Отряды выходили на исходную. Осталось дождаться сигнала к атаке.
* * *
Он давно не испытывал такого ощущения… наверное, с самого детства. Как будто родители поймали его за баловством. И стыдно, и одновременно обидно, и хочется продолжить, и нельзя. «Что это, совесть проснулась?.. У кого? У него, у Великого, – и совесть! Даже смешно. Переоценка ценностей или кризис среднего возраста – поздновато, вроде». Он подошел к своим комнатам. В углу на куче тряпья валялась, как поломанная игрушка, обнаженная девчонка – внучка этого… Лысенко. Надоела она ему, надо будет выкинуть ее вниз – в племя. Нет уже от «игры» с ней удовлетворения. Смотреть на ее унижения прискучило. Он посмотрел на закопченный свод купола над головой. Что-то все-таки не так. Он привык доверять своей интуиции. Что-то произойдет или уже происходит. Что-то плохое. Плохое лично для него. Внизу в свете костров обыденно копошилось племя. Он зашел в комнату и, повинуясь какому-то импульсу, достал тот самый старенький «кедр», с которым когда-то сбежал с ТЭЦ… в тот самый день… двадцать лет назад. Почему снова взял его в руки? Не доставал его с тех пор, как переселился в эти «апартаменты», как стал Великим. Что изменилось? Древнев стоял и рассматривал изящную машинку для убийства. В течение последних лет десяти он только повелевал, прошли те времена, когда приходилось самому драться за свою жизнь. Теперь за него это делают другие, и надобность в оружии полностью отпала. Тогда зачем он ему? Он повесил автомат на бедро, запахнулся в серый плащ из крыла ящера и снова посмотрел на девушку. Та вжалась в стену, не сводя больших испуганных глаз со своего хозяина.