– Не совсем воин, – проговорил мужик с неуверенностью. – Вроде бы не воин и вовсе.
– А кто?
Мужик ответил со вздохом:
– Непонятно.
– А что хочет?
– Тоже непонятно. Просто убивает колдунов. А еще уничтожает запасы колдовской воды.
Олег задумался.
– Колдунов – понятно, это у воинов принято. А запасы колдовской воды… зачем?
Мужик сказал чуточку раздраженно:
– Чтоб другой кто колдовать не стал! Когда есть волшебная вода, научиться легко.
– А-а-а, – протянул Олег, – тогда ты прав, то не воин. Воин не додумается еще и воду спустить в землю.
– Я и говорю! Воин убил, пограбил и пошел дальше. Нет, это не воин, не воин… А вот кто – непонятно. И зачем?.. Воду-то зачем портить?.. Это ж найти сундуки с золотом и превратить все добро в свинец! Даже не в свинец, а… даже не знаю, в сухие листья! Или вообще в дым. Дурак какой-то.
Его собеседник прислушивался и кивал, потом заговорил тоже, поддерживая друга, что дурак, ясно, что дурак.
Олег слушал-слушал, тоже кивал, наконец сказал:
– Да, вы правы. Раз непонятно – то дурак.
– Вот-вот, – сказал первый одобрительно, – наконец-то ты все понял!
– Ты хорошо объяснил, – ответил Олег вежливо. – Я вообще-то понятливый, только до меня доходит медленно. Я не понимаю, если объясняли мало или всего один раз.
Мужик сказал понимающе:
– Мы все здесь такие. Зато основательные. Когда что поймем – уже никаким поленом не выбьешь.
На этот раз выпили за то, чтобы магия никогда не кончалась, но Олег наконец-то ощутил, что прекрасное вино хоть и обладает дивным вкусом, совсем не туманит голову.
Барвинок вернулась в дом с ворохом цветов и фруктами в плетенной из свежих прутьев корзинке, довольная и счастливая. Олег явился позже, все такой же неторопливый, и не подумаешь, что может двигаться стремительно и точно. Сейчас чуть ли не засыпает, настолько ушел в свои мысли, хотя о чем может думать мужчина?
Следом за ним, застенчиво улыбаясь, в комнату вошла моложавая женщина, полная, но очень приятная лицом и голосом, в руках корзинка из прутьев лозы.
Пожелала доброго здоровья и начала выкладывать на стол свежий хлеб и сыр. Аромат потек по комнате и заставил желудок Барвинок радостно квакнуть и в нетерпении завозиться, довольно потирая лапки.
– Сейчас принесу борщ, – сказала хозяйка. – А вы пока попробуйте с нашего огорода…
– Куда уж разжигать аппетит, – сказал Олег то, о чем подумала и Барвинок. – И так готовы сожрать целую лошадь! Вот моя спутница слопает и копыта…
Женщина исчезла, а спустя минуту внесла две глубокие миски, полные до краев наваристого борща. Барвинок, забыв ответить колкостью на бессовестное предположение волхва, едва дождалась, пока посудина опустится перед нею на стол, торопливо схватила деревянную расписную ложку.
– Как вкусно пахнет!
– Еще не то скажете, – ответила женщина с мягкой улыбкой, – когда отведаете…
Исчезла она тихо и неслышно, деликатно оставив гостей наедине. Барвинок торопливо хлебала борщ, восторгалась, нахваливала, Олег ел молча, не смаковал, что слегка задело Барвинок, будто она сама все приготовила и потому ждет заслуженных похвал.
Он посмотрел на нее поверх миски, на губах проступила улыбка, но глаза остались строгими и серьезными.
– Вообще-то мне село тоже понравилось, – произнес он задумчиво. – Ни единой шуточки… Люблю сурьезных.
Она едва не уронила ложку.
– Что?
Он пожал плечами.
– Да меня упрекали как-то, что шуток не понимаю. А здесь, как вижу, никто не понимает. Или все не понимают, как правильнее?
Она старательно работала ложкой, едва нашла момент, чтобы возразить быстро и уверенно:
– Да какая разница? Говоришь, ни единой шуточки не услышал? Ну ты и чурбан…
– А ты?
– Я? – спросила она обиженно и опустила ложку. – Я похожа на чурбан? Это у меня фигура, по-твоему, чурбанистая или я вся чурбан? Что ты хотел сказать?
Он напомнил сдержанно:
– Говоришь, шуточки слышала?
– Ну конечно! – воскликнула она.
– Например?
– Да пожалуйста!
Она запнулась на полуслове, нахмурилась. Он наблюдал, как на ее лобике собирались морщинки, теснили одна другую, брови то поднимались, то сдвигались на переносице.
– Ну-ну, – подбодрил он.
Она сказала растерянно:
– Я просто не запомнила. У меня такая память, шутки люблю, но запомнить не удается.
– Так-так…
– Не может быть, – заговорила она горячо, – чтобы не было шуток! Я просто не запомнила, вот и все. У меня память такая, особенная.
– Ты ешь-ешь, – сказал он и указал взглядом на тарелку. – А то остынет. Я тоже не запомнил, но еще и не слышал. А память у меня, знаешь ли, как у большого и очень голодного слона. Еще много поместится в такую голову. Не отвлекайся, не отвлекайся. Как-нибудь потом объясню. Это такие звери, единственные на белом свете, что не умеют прыгать. Даже подпрыгивать. Так вот, шуток не было вовсе. Хотя в таком богатом и сытом селе… гм…
Она сказала в тарелку:
– Глупости! Вот выйдем сейчас на улицу, сам убедишься.
После борща было жареное мясо только что со сковородки и с ароматно пахнущей гречневой кашей, а потом охлажденный в глубоком погребе компот из яблок.
Из-за стола поднялись настолько отяжелевшие, что Барвинок украдкой посмотрела на роскошно широкую кровать. Если волхв предложит отдохнуть после такой обильной трапезы, отказываться глупо, все-таки они не только что с постели, а проделали долгий путь, устали, как набегавшиеся волки…
– Ну вот, – произнес он с удовлетворением, – наконец-то закончили. Жаль, уже темнеет, а то бы самое время в дорогу.
Она поежилась, здесь так тепло и уютно, а за окном словно бы поплыл незримый туман, все теряет четкость, краски, становится серым и размытым, оттого опасным и пугающим.
– Что ты так рвешься в дорогу?
– Дорога, – ответил он нравоучительно, – это жизнь. Самая короткая обычно самая грязная, да и длинная немногим чище. Но идти надо.
– Какой ты скучный!
– И не остроумный, – согласился он. – Но вешаться пока не буду. И топиться.
Она не успела ответить ехидностью, он потянул носом, поморщился.