Женщина охнула, хотела опуститься на колени, Барвинок не позволила. Олег нетерпеливо покряхтывал, Барвинок виновато улыбнулась спасенной и поспешила к нему.
Он вскочил в седло, снова не коснувшись стремени и как бы без усилий, нахмуренный и сосредоточенный, разобрал повод и пустил коня уже по дороге.
У него это получилось удивительно красиво и эффектно, явно бахвалится перед нею, такой красивой и таинственной незнакомкой, все еще незнакомкой, хотя в другое время при ней же взбирался на коня в глубокой задумчивости медленно и величаво, как древний старик…
Барвинок догнала и прокричала одобрительно:
– Не люблю, когда мужчины дерутся, но здесь было необходимо. Ты поступил очень благородно.
– Колдун, – ответил он невпопад. – Вот видишь, к чему ведет находка даже небольших запасов магической водицы. Сразу обнаглел, людские законы и порядки ему не указ, бесчинствует, как сам хочет…
– Это же разбойники, – возразила она и осеклась. – Думаешь, они у него на службе?
Он кивнул.
– Совсем не требуется везде и все магией. Достаточно платить вот таким. И еще позволять им развлекаться за счет бедных крестьян и беззащитных путников.
Она помолчала, но он думал уже о своем, совершенно забыв про стычку на дороге.
Барвинок проговорила наконец:
– Вообще-то ты был хорош… Даже не представляю, как ты смог их так легко и просто.
– Мельчает народ, – проворчал он. – Ну просто стыдно за такое…
– Да, – согласилась она. – В старину народ был сильнее! Великаны были!
Он посмотрел на нее искоса.
– Ну, вообще-то народ в старину был мельче, если уж правду. Это мы крепчаем.
Она решила не спорить, хотя всякий знает, что это сейчас люди мельчают, скоро всемером одну соломинку будут поднимать, а раньше горы ломали.
– А я бы, – сказала она осторожно, – никого не нанимала. Зачем, когда все можно магией?
Он жестоко ухмыльнулся.
– Тот мерзавец теперь старается обходиться без магии. Вообще.
Она широко распахнула глаза.
– Почему?
– Спохватился, – объяснил Олег с недоброй ухмылкой. – Когда наткнулся на озеро с такой водицей, ошалел от счастья и сразу начал создавать дворцы, кучу слуг, драконов, василисков, редких птиц, дивных рыб… Тогда озеро казалось бесконечным, но за пару лет уменьшилось его усилиями… наверное, на две трети, если не больше. Сейчас осторожничает, относится бережливее, но…
Он умолк, она спросила нетерпеливо:
– Но вода у него еще есть?
– Есть, – согласился он. – Но на поддержание дворца тоже, наверное, требуется. Не знаю, но, когда станет совсем мало, переселится в башню. На ее поддержание можно будет тратить меньше.
Она сказала практично:
– Но сейчас, значит, у него еще много?
– Много, – подтвердил он. – Но уже бережет…
Он погрузился в раздумья, она смотрела с надеждой. Раньше, когда у него становился вот такой тупо бараний вид, что-то да придумывал. Мужчины, если признаться честно, горазды на придумки во внешнем мире. Они, женщины, лучше ориентируются во внутреннем, а эти чурбаны – когда вот такие вызовы… Надо только не мешать, дать ему сосредоточиться.
И сразу же она спросила живо:
– Значит, все те гарпии, птицы с острыми перьями, великаны и все остальное, что нападало, это не им послано?
Он проворчал:
– Это брошенные.
– Почему?
Он отмахнулся:
– Я ж говорю, сперва наделал, ошалев от возможностей, потом одних бросил, другими занялся. Потом и тех бросил, нашел способы защититься получше.
– Почему не уничтожил отбракованное?
Он пожал плечами.
– Зачем? На людей ему наплевать. К тому же уничтожать – тратить магическую воду, запасы которой тают быстрее, чем он думал. Да и вокруг его крепости теперь дополнительный пояс защиты… пусть даже ему и неподвластный.
Позади осталась кремнистая долина и гряда неопрятных холмов, с последнего увидели вдали красные от черепицы из обожженной глины крыши.
Она заметила, что волхв все озабоченнее посматривает на приближающийся город. Барвинок он показался даже меньше по размерам предыдущего, хотя этот явно богаче, но все-таки не сказать, что в нем живет могущественный колдун…
– Не любишь, – поинтересовалась она, – когда много людей? Не боись, не каждый же захочет тебя ударить… Правда, если бы узнали, кто ты есть…
Он поморщился, не ответил, его глаза бросали по сторонам быстрые цепкие взгляды. По обе стороны проползают серые неухоженные дома, улицы узковаты, а через некоторые даже протянуты веревки, на которых сушится белье.
Плохо отжатое к тому же, мелькнула у нее раздраженная мысль, когда на голову и плечи сорвались тяжелые капли. Бедный Олег, его такое вообще должно приводить в бешенство…
Он едет с виду безучастный, в пустынях привык терпеть и не такие неудобства, но все равно должен беситься: там ничего не изменишь, а в городе люди могли бы жить аккуратнее…
Он поворачивал трижды, и, когда впереди показалось высокое здание постоялого двора, Барвинок лишь поморщилась, волхв даже в незнакомых местах чувствует, где тут можно поспать и поесть…
Ворота распахнуты, они приближались, Барвинок всем существом чувствовала близость беды, зябко ежилась, пугливо поглядывала на сурового волхва.
– Зачем, – спросила она безнадежным голосом, – тебе уничтожать магическую воду? Она же все равно кончится!
Он буркнул:
– Народ успеет вконец испохабиться. И так уже дальше некуда… но все равно еще можно. Вниз – всегда можно. И легко. Когда вниз, то никаких остановок, задержек… да, легко. Но даже потом…
– Что?
– Кончится вода, – сказал он с тоской, – лягут и будут ждать нового дождика… даже не знаю, что с такими делать. Может быть, надо снова перетопить? Выбрать чистую и здоровую семью, а всех остальных… либо утопить, как уже делалось, либо сжечь… Можно еще болезнь какую-нибудь, только боюсь, слишком много выживет. И не самые лучшие…
Она смотрела в ужасе.
– Ты так серьезно говоришь… Я чуть не поверила, что ты всерьез!
Он посмотрел на ее чистое личико с круглыми, как у совенка, глазами и вздернутыми красивыми дугами бровей, вздохнул и пригнул голову, сверху проплыла дуга ворот.
Во дворе привычные колодец, неизменные телеги с задранными кверху оглоблями, из распахнутых дверей конюшни доносится конское фырканье, в трех шагах от колодца и ближе к коновязи высится массивный кусок серого гранита, так называемый седальный камень. С него на коня влезают люди пожилые или слишком грузные, а то и отягощенные массивными доспехами и оружием.