Той девушке, которую люблю.
Янычар подвел Машу к дивану, она села и огляделась. Комната производила вполне солидное впечатление. В ней было все, что должно присутствовать в гостиной не просто богатого, а очень богатого человека. Антикварная мебель, картины и огромные букеты цветов в фарфоровых вазах.
«Такая квартира, а камень в кулоне – крошка. Скупердяй. Умру, а в постель не лягу», – Маша поняла, что явно продешевила.
Из спальни вышел Слезь в шелковом кимоно. Халат был коротким, бледные сухие икры произвели на Машу не очень приятное впечатление. Они напомнили ей тощие ноги соседки, женщины пожилой и пьющей.
Музыка рвала ушные перепонки, от низкочастотных колебаний на полу подпрыгивали вазы с цветами. Пританцовывая, хозяин приблизился к столу и налил стакан коньяка. Янычары переглянулись и как по команде уставились в пол.
Николай Иванович затянул, подпевая Барыкину:
– Она пройдет, не поднима-а-а-ая гла-а-а-аз,
Не улыбну-у-увшись даже-е-е-е, ну и пу-у-усть.
Маша прошептала:
– Боже… двенадцать часов ночи…
В ту же минуту раздался дверной звонок. Николай Иванович хватил коньяку и махнул рукой охраннику:
– Посмотри!
Янычар взял коробку, которая стояла в углу. Второй поднял еще одну. Оба подались к двери.
Маша пересела на край дивана, чтобы видеть, что будет дальше.
Коробки опустили на пол в прихожей. Охранник открыл дверь, на пороге стояла заспанная старуха.
– Сколько можно-о-о-о-о-о?! – завопила она, однако, увидев кривой ятаган за поясом янычара, испуганно завернулась в халатик.
Охранник молча протянул ей бутылку «Реми Мартин». Схватив ее, старуха исчезла. Янычар закрыл дверь.
Голос Барыкина ревел во всю мощь:
И потому на память обо мне
Возьми вот эти скромные цветы!
Николай Иванович устроился за столом и опять налил коньяка.
– Садись рядом, – велел он Маше.
В дверь снова позвонили. На пороге возник худенький сосед в интеллигентских очках. Охранник выдал ему компенсацию – небольшую бутылку «Хеннесси». До французского коньяка мужчина не дотянул.
Песня закончилась и снова началась с первого же куплета. Николай Иванович пил не закусывая. Он рукой поманил охранника. Тот подошел ближе, склонился. Выслушав шефа, достал телефон и покинул комнату. Было слышно, как он называет адрес.
– Она возьмет, но сно-о-ова-а-а в поздний ча-а-ас,
Когда туман сгуща-а-а-ается-я-я и гру-у-у-усть, – подпевая, Николай Иванович встал с кресла и пересел на диван. – Как бишь тебя? – При попытке закинуть ногу на ногу он завалился на бок.
– Маша…
– Точно… Маша… – Вцепившись в ее плечо, он сел, а потом провел по внутренней стороне ее руки. – Какое нежное крыло…
Барыкин затянул песню еще раз. Маша спросила:
– А почему вы ставите одно и то же? – Говорить приходилось громко.
– Про цветочки… – Николай Иванович был не в состоянии сформулировать ответ.
В дверь позвонили, и кто-то опять получил компенсацию за прерванный сон. Потом позвонили еще раз. Соседи пополняли запасы спиртного.
– Про цветочки… – Повторив слова Николая Ивановича, Маша вспомнила: – В прошлый раз вы сказали, что слышали на седьмом этаже музыку про цветочки, – она говорила громко, почти кричала.
– Ну, – кивнул он.
– Вы вспомнили ее?
– Вспомнил.
– Что за песня?
Песня Барыкина повторилась еще раз.
В дверь позвонили.
– В глухих лугах его остановлю-ю-ю-ю, – Николай Иванович затянул от всей души.
– Что за песня? – переспросила Маша.
– Сделать громче? – Он встал, чтобы прикрутить звук, но, не удержавшись, свалился.
– Какую песню вы слышали на седьмом этаже?
– Про цветочки… – Слезь громко икнул. – Сделать громче?
– Не надо, – Маша сообразила: больше ей ничего узнать не удастся.
В течение двух ближайших часов в квартире звучала песня влюбленного велосипедиста. В дверь постоянно звонили соседи, запасы спиртного истощались. Николай Иванович пил коньяк и подпевал певцу. Часа в два ночи раздался звонок. Визитеров пропустили в гостиную. При первом взгляде на девушек Маша точно определила, кто они.
Николая Ивановича унесли в спальню, туда же проследовали проститутки.
Охранник выключил музыку и спросил:
– Куда тебя отвезти?
– На «Сокол»… – Маша вскочила с дивана.
– Мальвина?.. – Охранник кивнул на ее голубой парик и спросил: – Может, куда сходим?
– Че-е-его-о-о-о? – протянула она.
– В ночной клуб, например…
– В этом? – Маша подняла юбочку и показала панталоны из кружев.
– Ну, тогда можно ко мне…
– Обойдешься, – сказала она и, сунув под мышку золотистый футляр, направилась к выходу.
Утром в вестибюле «Пресни Палас» ничто не напоминало о разыгравшейся там трагедии. Столы и стулья перекочевали в кафе, новогодние украшения сняли. Пол сиял чистотой, а в воздухе витал запах стабильности и порядка.
Первый, кого увидела Лера, войдя в вестибюль, был Губанов в костюме, белоснежной рубашке и галстуке.
– Ждал вас, – сообщил ей он.
– Убийцу нашли?
– Пока нет.
– Ничего не случилось? – Спросив, Лера сообразила: все, что могло случиться, уже случилось.
– Ничего, – сказал Дмитрий, – кроме того, что вы забыли ключи от офиса.
Лера быстро открыла сумку, ключей действительно там не оказалось.
– Они у вас?
– Да, – он протянул руку с ключами.
– Никак не возьму в толк, как я могла…
– Я помог вам запереть дверь, машинально сунул ключи в карман, а вы не спросили… Вам не в чем себя винить, день был действительно трудным.
Лера забрала ключи:
– Спасибо.
– Хотел напомнить, что вчера мы условились навестить старика Федорова.
– Условились?.. Что-то не припоминаю такого, – протянула Лера.
– Условились – это, пожалуй, сильно сказано, – согласился Губанов. – Сформулирую немного иначе: а не поехать ли нам сегодня к нему?
– Во сколько? – На этот раз голос Леры прозвучал более дружелюбно.
– После работы. Ведь вы заняты до…
– …до шести.