Она очень осторожно прикоснулась к плоду губами, Змей старался протолкнуть его поглубже в рот, она мотала головой, но сильные руки придержали ей голову.
Крепкие руки стиснули ей плечи. Она ощутила, что ее укладывают на землю, жадные пальцы ухватили грудь, сжали соски. Она жалобно вскрикнула:
— Что ты делаешь?.. Это нельзя…
— Можно, — заверил Змей неожиданно хриплым голосом. — Как ты хороша…
Он навалился сверху, блестящие глаза смотрели ей в лицо с гипнотизирующей мощью. Ева попыталась оттолкнуть его, но Змей держал крепко, его ласки становились настойчивее, он часто дышал, она вдруг ощутила слабый отклик в своем теле, это было так необычно, она начала прислушиваться к себе и сама едва расслышала свой слабый голос:
— Не нужно… Ох… так же нельзя…
Далеко из темноты донесся тревожный крик:
— Ева!.. Ева!.. Ты где?
Сладкая дрожь медленно покидала ее тело, спекшиеся от жара губы медленно и неохотно разомкнулись.
— Адам!.. — прокричала она слабо. — Я здесь!
Тотчас же тяжесть с ее тела исчезла, она вздохнула всей грудью, начала приподниматься, кусты затрещали, Адам вынырнул из ночи, большой и могучий, подхватил ее на руки, успокаивал, а она ревела и орошала слезами его широкую грудь.
— Да что случилось? — спросил он. Взгляд его упал на дерево, под которым они оказались, голос его изменился: — Господи, только не это! Ева, что было?
Она заревела громче:
— Адам! Что я натворила!.. Меня уговорил Змей!
Он спросил с подозрением:
— На что? На что он уговорил?
Она ответила с горьким плачем:
— Он соблазнил меня!.. Совратил!.. Он сказал, что я стану самой умной, и я взяла это в рот… И вообще я…
Адам быстро взглянул на ветви, но никого не увидел.
— И… что?
— Кисло, — ответила она в слезах. — И противно… И вообще я чувствую себя такой грязной и нехорошей… Зачем я это сделала!.. Зачем я это сделала…
Он прижимал ее к груди, баюкал, успокаивал, она чувствовала его гнев и ярость, грудь часто вздымается, дыхание вырывается с хрипами, он мысленно уже схватил Змея за горло, сдавил так, что тот хрипит, и глаза вылезли на лоб, повалил и бьет ногами и потом истоптал так, что расплескал по земле…
— Может быть, — прошептал он ей на ухо, — еще обойдется… Никто же не видел…
— А Всевидящий? — спросила она с плачем. — Теперь я умру-у-у-у… А тебе сделают другую жену-у-у-у… Не такую глупую-ю-ю-ю…
Он молча сорвал с дерева плод и быстро съел. Ева ухватила его за руку, но он уже разжевал и проглотил.
— Все-все, Ева!.. У нас одна судьба.
— Зачем ты?
— Я должен тебя защищать! Что бы ни случилось, я буду с тобой.
Она вскрикнула, затряслась в его руках. Красивая чешуя, покрывавшая их тела, превратилась в пыль, посыпалась на землю. Ева заплакала громче, глядя на уцелевшие и блистающие на земле чешуйки. Они и там еще переливались дивными цветами, но быстро тускнели и рассыпались.
— Это что же, — прошептала, не переставая рыдать, — теперь не… мы не будем уже…
Адам тупо смотрел на блистающие у своих ног искорки, что быстро тускнеют, теряют яркие цвета и становятся неотличимыми от серой земли.
— Да, — проговорил он осевшим голосом, — мы изменили мир… мы изменили и себя.
Она вскрикнула жалобно:
— Но как же?.. Мне без этой одежды плохо. Когда она была, я ее не замечала, но теперь я такая жалобная!
Она ежилась, пригибалась, обхватывала себя руками, словно пыталась закрыться от всего мира своими узкими ладошками.
— Я не знаю, — признался Адам, — как нам быть теперь. Но что сделано, то сделано… Надо думать, что дальше.
Он попытался сорвать листья с ближайшего куста, тот протестующе отстранился, листья сердито зашумели. Адам отчетливо услышал их сердитый крик: «Это вор! Он нарушил запрет своего Творца!»
Отдернув руку, он попытался сорвать листья с другого куста, но тот едва из земли не вылез, с таким усердием отстранялся от руки преступника, а шумел и вопил еще громче. Ева, подражая Адаму, пыталась срывать листья, уже сообразив, что он задумал, однако кусты и деревья сердито отстранялись, шумели и волновались, всюду стоял крик, что это преступники, им нельзя давать приюта.
Так Адам добежал до дерева, с которого Ева сорвала запретные плоды, уже с трепетом протянул руку к его листьям, однако дерево смолчало, даже когда он, нарвав листьев, отделил несколько тонких веточек и сплел из них нечто наподобие одежды из листьев.
Ева торопливо надела то же самое, спросила с надеждой:
— Хоть оно нас не ненавидит, да?
— Оно тоже чувствует вину, — буркнул Адам. — Или не вину, а…
— Что?
— Тихо, кто-то идет!
Сад озарился неземным светом, над верхушками деревьев пронесся сверкающий Люцифер, он смеялся, от крыльев во все стороны шел радостный свет, превращая ночь в день. Прекрасное лицо верховного ангела светилось, он кричал ликующе:
— Свершилось!.. Они пали!
Сразу несколько голосов зазвенели над садом и среди деревьев:
— Что они сделали?
— Как это случилось?
Сжавшись в ужасе, Адам и Ева прятались в кустах и слушали, как Люцифер ликующе пересказывает историю их позора, слабости и падения. Свет стал ярче, ангелы слетались к нему, как пчелы к сладкому цветку. Люцифер рассказывал с торжествующим смехом, и Адам сжимался все больше, а Ева горько рыдала рядом.
Дослушав, Азазель вскрикнул:
— Да, наконец-то свершилось то, что должно было свершиться. Эти двое ничтожеств опозорились в первые же дни их жизни!.. Творец сказал им: «В тот день, когда ты вкусишь от него, непременно умрешь». И вот они вкусили… Теперь Господь уничтожит их, а мир этот будет наш.
— Он в самом деле прекрасен, — сказал и ангел Шехмазай.
— Да, — донесся голос ангела Тариэля, — мы будем его хозяевами. И мы сможем лучше содержать его в чистоте, порядке и нетронутости.
— Сад останется таким, — воскликнул третий ангел, — каким его создал Творец!
Люцифер сказал громко:
— Тихо-тихо! Я взываю к нашему хозяину, Творцу всего сущего. Господи, Ты сказал, что они умрут в тот же день!.. Они это сделали, и будет только справедливо умертвить их. Ведь все сказанное и сделанное, как Ты не раз говорил, нельзя сделать несказанным или несделанным.