Я дождалась ее в коридоре и взяла под руку:
– Мы не договорили.
– Здесь лучше не надо, – тревожно оглянулась хирург, – народу полно. Пошли в «Макдоналдс».
В кафе мы поднялись на второй этаж и забились в самый угол. Администрация не экономила на электричестве, и кондиционер работал на всю мощь, было даже прохладно.
– Зачем вам Витя? – настаивала Зоя Родионовна. – Он безобидный, как бабочка-капустница.
Я не стала ей объяснять, что это насекомое, портящее урожай, весьма вредное, а просто спросила:
– Он на работе?
Коростелева пожала плечами:
– Не знаю.
– Как это? Он же ваш муж.
– Был, мы уже год не живем вместе, но развод не оформляли.
Ну ничего себе, вот и надейся после этого на компьютер! Да эта идиотская консервная банка регистрирует только официальную информацию. Стоит людям просто разъехаться – и тю-тю уголовничек. Теперь понятно, отчего у нас в стране такой уровень преступности!
– Где он живет?
Зоя дернула красивым пухлым плечом:
– Понятия не имею.
Я посмотрела в ее широко расставленные карие глаза и четко произнесла:
– Виктор – убийца, за последний месяц он лишил жизни по крайней мере четырех человек.
Лицо Зои сравнялась цветом с белой стеной:
– Кого… кого он убил?
– Академика Вячеслава Сергеевича Славина, между прочим, своего отца, незадачливую актрисочку Елену Яковлеву, секретаршу Лену и мальчика Павлика. Думаю, следующая – вы.
– Почему? – прошептала Зоя Родионовна.
– Потому что вы единственный человек, на которого могут выйти сотрудники милиции в поисках Витюши. И вам лучше по-быстрому сообщить его адрес и вообще все, что про него знаете!
– Я познакомилась с ним в исправительной колонии, – быстро начала Зоя.
Она явно перепугалась и теперь торопилась поскорей вывалить информацию.
В 1992 году она начинала карьеру хирурга и была отправлена в командировку на зону. Главное управление исполнения наказаний, ГУИН, практикует такую вещь: раз в год зону обязательно посещает врач, узкий специалист. Постоянно работающие в медпунктах фельдшерицы, к сожалению, не обладают высокой квалификацией. Впрочем, перебинтовать палец, дать полтаблетки анальгина и измерить температуру они в состоянии. Конечно, если зэк начнет совсем загибаться, например, от инфаркта или приступа аппендицита, его в конце концов отправят в больницу, но не во всякую, а только в такую, где есть специально оборудованная палата с решетками на окнах. Впрочем, кое-где на зонах имеются свои больнички. Там, где сидел Славин, как раз и была такая. Виктору повезло, в пятницу он сильно подвернул ногу, а в понедельник явилась из столицы Зоя Родионовна, вооруженная нужным инструментом и кое-какими лекарствами.
Славин попал к ней на прием только в среду, и Коростелева, успевшая насмотреться за два дня работы на местную тусовку, была приятно удивлена. Витя разговаривал тихо, и речь его была вполне интеллигентна, на теле не было никаких наколок, и он больше походил на молодого преподавателя, чем на уголовника, осужденного за убийство.
Надо сказать, что Иннокентий, следователь, который вел дело Славина, расстарался изо всех сил, пошептался с кем надо, и Витя попал сначала в очень хорошую колонию, а потом в образцовую.
Начальник колонии, хозяин по-местному, основательный полковник с крестьянской закваской, пытался, как мог, устроить быт своего контингента. На ферме подрастали свинки, превращавшиеся потом в котлеты, суп и колбасу, работали пекарня и крохотный цех по выпуску макарон. Словом, это было то редкое место, где зэки не голодали. Еще существовала фабрика по изготовлению мебели, и все местное начальство, впрочем и «шишки» из соседних городов, заказывали здесь кровати и стулья. Хозяйственный полковник понимал, что на свободе быстрее устроится на работу тот, кто имеет хорошую профессию, поэтому он ухитрился договориться с институтом в городе Касимове. Тамошние преподаватели давали заключенным задания, присылали литературу и приезжали принимать экзамены. Расплачиваться с ними деньгами полковник не мог, но добротно сделанные мебельные гарнитуры украшали квартиры профессуры. К тому же Касимов находился очень близко от колонии, в которой имелась великолепная автомастерская. Преподавательские машины чинили в ней особенно тщательно. Словом, это было удивительное место, где никого не опускали и не били.
Но Зоя Родионовна, первый раз столкнувшаяся с исправительной системой, искренне думала, что все зоны такие.
Витя понравился ей чрезвычайно, и она несколько раз зазывала парня в кабинет, якобы на перевязку. Необычный зэк запросто рассуждал о Шекспире, цитировал Андрея Белого и не путал Ван Гога с Гогеном. К тому же Коростелева узнала, что срок у Славина большой и он успел уже отучиться на механико-математическом факультете, получить диплом и снова пойти на занятия, на этот раз выбор пал на экономику.
Уже перед самым отъездом к хирургу запросился на прием Николаев Иван Михайлович. Зоя Родионовна к этому времени немного разобралась в обстановке и была в курсе того, что щуплый, похожий на подростка Иван на самом деле «смотрящий» на зоне и его слово значит не меньше хозяйского.
Иван Михайлович, пытаясь старательно говорить на обычном языке, начал втолковывать Коростелевой:
– Ты это, в общем, не обижай Ботаника.
– Кого? – не поняла Зоенька.
– Витьку, – пояснил Иван, – кликуха у него такая, Ботаник. Ему совсем кранты. Ни дачек, то есть передач, ни грева, еды, по-твоему. Корынка не пишет.
– Кто?
– Корынка, ну мать, и вообще он сюда по дури влип, за десять лет наблатыкаться не смог. По фене не ботает, паровозом пошел, косяка напорол из-за профурсетки, вот рога и намочил, стебанутый, одним словом. Ты в Москву свалишь, а он со своим червонцем на шконке останется, усекла?
– Нет, – совершенно честно призналась растерянная Коростелева, – почти ни слова не поняла, то есть не усекла!
– Охо-хо, – пробормотал Иван Михайлович. – Ну слушай, попробую попроще побалакать. Сел Ботаник по собственной глупости…
Зоя Родионовна внимательно слушала «смотрящего». Она была еще очень молода, ей недавно исполнилось двадцать восемь, и история, рассказанная Иваном, поразила ее до глубины души. Неужели еще есть люди на свете, готовые ради сохранения девичьей чести сесть на нары на такой безумно долгий срок?