Злобин выпрямился и обвел взглядом зал:
– От преступных деяний, вот откуда. Несколько лет подряд подсудимый вскрывал банки и биржи, как аптечные консервы, выгребая их содержимое в собственный карман. Просто полиции не удавалось поймать его за руку, потому что он хитер и осторожен. И вот – удача! Преступник схвачен на месте преступления! С воровским инструментарием, который он признал за свой. Схвачен он в помещении банка, в который проник путем взлома входного замка. Это уже преступление: проникновение в государственное учреждение путем взлома. Но нет, оказывается, господин Родионов взломал еще и сейф в секретной комнате, в которую проник также путем незаконным, открыв замки двери при помощи воровских инструментов. Когда сработала секретная сигнализация, а охрана и полицейские ворвались в помещение, где находился подсудимый, – что же они увидели? А я вам скажу, господа... Они увидели раскрытый сейф, который был совершенно пуст. Вор успел передать содержимое своим подельникам, но вот скрыться не успел: был арестован помощником полицеймейстера господином Самойленко. Так что наличие преступления, милостивые государи, есть факт неоспоримый...
Обвинитель перевел дух. Кажется, его проникновенная речь начала производить нужное воздействие: присяжные посматривали на Родионова хмуро. Как же может быть иначе! Они считают в своих дырявых кошельках полтинники и гривенники, а он шикует на ворованные деньги. А это – верх несправедливости...
– Подсудимый – человек умный и образованный, дерзкий и энергичный, – продолжил свою речь Злобин. – А поэтому, господа, более опасен, чем остальные преступники его специализации. Родионов обучался в Берлинском университете, слушал лекции в Сорбоннском университете в Париже, и поэтому его преступные деяния граничат с неприкрытым цинизмом и полным пренебрежением ко всяческой морали. Он плюет на все остальное общество, в поте лица добывающее себе на пропитание. Он презирает общество и его законы. По сути, он владеет тем, что отобрал у всех нас, честных тружеников своей Отчизны, а посему заслуживает самого серьезного наказания из предусмотренных законом. Это я говорю вам, – Злобин всем корпусом повернулся к скамьям с присяжными, – господа присяжные заседатели, не как прокурор, а как обыкновенный гражданин, ибо господин Родионов даже не считает, что он виновен. А он – виновен! И об этом ему должны сказать вы, господа присяжные заседатели!
– Наш прокурор, похоже, сегодня был в ударе, – заметил Аристов Пал Палычу, когда обвинитель закончил. – Теперь послушаем, что же скажет защита...
* * *
О том, что его кредитор – Савелий Николаевич Родионов (якобы кожевенный заводчик и держатель картинной галереи) и есть тот самый медвежатник, которого он сбился с ног разыскивать, Аристов догадался вскоре после нового ограбления банка. Хотя у Родионова и было «твердое» алиби (как потом оказалось, алиби было «липовое»): что ни говорите, а сыскной опыт и первоклассная агентура – вещи неоценимые.
Но вначале был новый звонок от Неизвестного...
– Слушаю вас, – сказал Григорий Васильевич.
– Господин Аристов? – спросила трубка.
– Он самый. С кем имею дело?
– Вы меня забы-ыли, – немного разочарованно послышалось в трубке.
– А почему я, собственно, должен вас помнить? – начал закипать Аристов. – Вы кто такой? И что вам от меня нужно?
– Мне нужно, чтобы вы вспомнили о моем обещании подломить Императорский Национальный банк. Как известно вам, я сдержал свое обещание...
– Так это вы?!
– Извините, если я вас потревожил.
– И что вам нужно?
– Решительно ничего, – сказал голос в трубке. – Только лишь, чтобы вы поверили, что я и есть тот самый медвежатник, которого вы так тщетно пытаетесь изловить.
Григорий Васильевич помнил, как после этих слов вора его просто бросило в жар. Человек, говоривший с ним мягким и немного покровительственным тоном, и был тот самый маз, о котором судачила вся Москва и который доставил ему столь много неприятностей. Этот звонок был сродни разве что сообщению с того света, ведь Аристову абонента было не достать, а он много бы отдал, чтобы защелкнуть наручники на запястьях наглеца, посмевшего телефонировать ему, начальнику сыскной полиции.
– Предположим, я поверил. И что дальше? – как можно спокойнее спросил Григорий Васильевич, что далось ему с великим трудом.
– А дальше я вынужден вернуться к своему предложению и снова просить вас отпустить Парамона Мироновича.
– Что, иначе вы опять ограбите какой-нибудь банк? – ехидно поинтересовался Аристов. – И этим будете меня шантажировать?
– Боже упаси! – Голос в трубке, казалось, совершенно искренне недоумевал. – Какой же это может быть шантаж! Вот, скажем, если бы за отказ оказать мне известную вам услугу директору Департамента полиции были бы представлены фотографические карточки вашего, мягко говоря, веселого времяпровождения в нумерах «Пассажа» с одной известной дамой, которая, кстати, замужем за очень влиятельным лицом, то это – да, это бы был шантаж. – Внутри груди у Аристова неприятно ворохнулось. – А так покуда идет разговор двух деловых людей, которые вполне могут мирно и без всяческих неприятных эксцессов полюбовно договориться о...
– Мне с вами не о чем договариваться, – отрезал, перебив абонента, Аристов и нажал на рычажок аппарата.
А буквально через час секретарь принес плотно запечатанный пакет, в котором содержались несколько фотографических карточек. Две из них не представляли никакого компрометажного интереса. Ну, подумаешь, начальник Московского сыска посещает нумера скандально известного «Пассажа». Так это только в интересах службы!
Однако следующие фотографические карточки заставили Аристова вспотеть: они содержали известную фривольность, а один из снимков был крайне опасен для огласки, потому как на коленях Григория Васильевича сидела и улыбалась в объектив совершенно нагая супруга этого самого влиятельного лица, которое запросто могло стереть Григория Васильевича в порошок. Да и сам бригадный генерал Аристов находился без штанов, и мундир его был надет прямо на голые плечи. Попади такой снимочек по назначению, и тогда все! Конец карьере, чинам, благорасположению начальства, – всему тому, что было заслуженно заработано десятилетиями доблестной службы...
Григорий Васильевич понимал, что Неизвестный шутить не собирается, и вынужден был предоставить Парамону Мироновичу возможность сбежать, чем хитровский туз без промедления и воспользовался. Но вот карточки...
Словом, Аристов оказался на крючке у этого Неизвестного.
А потом они познакомились очным образом. Григорий Васильевич, лишившись на какое-то время своей должности, даже проводил Родионова с супругой в Париж. И посоветовал в Россию больше не возвращаться. Чего, конечно, Савелий не исполнил.
Там, в этих Европах, дела-то настоящего не встретишь, да и скукотища смертная...