Много было и прогуливающихся пожилых пар. Им Пресненские пруды навевали всякие воспоминания, теплые, с печалинкой, отчего хотелось плакать добрыми слезами и благодарить провидение за все, что случилось в их жизни.
А ведь не столь уж и давно Пресненские пруды были местом мрачным и гнетущим, а сами пруды были просто подернутыми ряской болотами. И много нехороших и неправедных дел свершалось в таком месте. Говаривали, что в болотах топили своих жертв лихие люди, и горе было тому, кто по незнанию или глупости забредал в эти места. Пропадали безвестно, найдя свое последнее пристанище в болотной тине.
И вот московский дворянин Петр Валуев, разглядевший в сих местах несказанную благость и лепоту, собственными средствами и личным усердием превратил болота в пруды, выстроил мосты, разбил аллеи и цветники, а овраги и буераки превратил в некое подобие Швейцарии, только русской. И стало место отрадным и привлекательным для москвичей; и не один живописец разглядел в нем пейзажи для своих картин и акварелей, запечатлев на них и Воробьевы горы, и Девичий монастырь, и тенистые аллеи с влюбленными парочками.
На одной из таких аллей и встретились начальник московского Сыскного отделения статский советник, бригадир Григорий Васильевич Аристов и полковник Охранного отделения Пал Палыч Заварзин. Присев на скамейку и любуясь открывшимся видом на Воробьевы горы, они повели неторопливую беседу, потому как говорить быстро и громко просто не получалось, – благость Пресненских прудов этого не позволяла. Со стороны казалось, что два не совсем молодых человека, хорошо знающих друг друга, мирно беседуют, скажем, о семейных и бытовых делах или просто обсуждают текущие события в древней столице. Но ежели прислушаться, разговор двух больших начальников был, несомненно, деловой. И, конечно, не для чужих ушей.
– Мне удалось выяснить, – продолжал свой рассказ Пал Палыч, – что господин Заславский, хоть и является управляющим Императорского Промышленного банка и имеет весьма неплохой достаток, все же живет не по средствам. Далеко не по средствам! К примеру, за последний месяц, имея доход в сумме одной тысячи восьмисот рублей ассигнациями, он израсходовал, как нам удалось выяснить, порядка семи тысяч рублей серебром, и этот последний месяц, похоже, ничем не отличался от предыдущего. До исчезновения же секретных бумаг он расходовал в месяц не более пятисот рублей.
– Вы хотите сказать, что Заславский заполучил дополнительный источник доходов? – спросил Аристов.
– Именно, Григорий Васильевич, – отозвался Пал Палыч. – Ресторации, которые он посещает каждый день, две снимаемые им меблированные квартиры по семь комнат, где он принимает своих любовниц, дорогие покупки, которые он производит для них в ювелирном магазине на Кузнецком мосту и Арбате, – все говорит о том, что у Заславского появились крупные суммы денег.
– За секретные документы, которые он украл и продал заинтересованным лицам, подставив под удар Родионова? – напрямую спросил Аристов.
– Я думаю, да, – ответил полковник Заварзин. – Украл или помог украсть. Подставив этого вашего Родионова, как вы изволили заметить, то есть свалив всю вину на него. Ведь сработала только сигнализация, замкнутая на сейф в секретной комнате за кабинетом управляющего. А ваш Родионов открыл перед этим еще несколько замков, но сигнализация почему-то молчала. Почему? Потому что ее отключили. Кто? Сделать это мог только сам управляющий банком Заславский.
– Значит, у него был заказчик на эти документы? – Аристов перевел взгляд на поверхность пруда, в котором плеснул карась или карп. – И, исполнив его просьбу и выкрав документы, наш Борис Яковлевич в награду получил очень хорошие деньги, которые он в настоящий момент усиленно тратит. Так?
– Так, – твердо ответил Пал Палыч. – Только доказательств у нас никаких.
– Надо искать заказчика, – произнес Григорий Васильевич.
– Как? – усмехнулся Заварзин. – Мои лучшие люди ходят за Заславским по пятам, разве только что в сортир он ходит в одиночку. Никаких зацепок. – Пал Палыч вздохнул. – Да и зачем ему еще раз встречаться со своим заказчиком? Дело-то выполнено.
– Да-а, жук этот Заславский…
– Жучара еще тот, – согласился Пал Палыч.
– А его любовницы? – спросил Аристов. – Они не могут служить связующим звеном между ним и заказчиком?
– Мои люди про его любовниц вызнали все, что можно. Разве что под юбки им не залезли, – нахмурился Пал Палыч. – Здесь ничего нет. Пустышка! Никаких связей с дипломатами, посланниками, вообще подданными иностранных государств. Словом: ни-че-го!
– А вот под юбки им залезть было бы полезно, – заметил Григорий Аристов. – Женщины в интимной обстановке расслабляются и подчас болтают лишнее. – Он замолк и по прошествии недолгого времени добавил: – Что-то на них находит.
Григорий Васильевич быстро взглянул на Пал Палыча: не улыбается ли тот в ответ на его последнюю фразу. Ведь сказана она была из личного опыта. А ему бы не хотелось, чтобы Пал Палыч спроецировал его последнюю фразу на него самого. Но, нет, Заварзин и не думал улыбаться. Наоборот, он смотрел очень серьезно.
– Залезали и под юбку, – сказал он. – К одной. Зовут ее Лихачева Наталия. Есть у меня один человечек из секретных агентов, перед которым не может устоять ни одна женщина. По крайней мере, не было пока еще ни одного прокола в этом плане. Я его специально использую, когда надо разузнать что-либо от женщин. Красивый агент, невероятно изворотливый. Двадцать шесть лет от роду, а уже такая бестия... Влюбил Лихачеву в себя. Вскружил ей голову. Добился адюльтера. Причем на одной из квартир, что снимает Заславский. И ничего. Нуль.
– Ну, среди женщин попадаются такие штучки, что одного интимного свидания бывает маловато...
Это опять основывалось на личном опыте. Аристов осекся и снова быстро взглянул на Пал Палыча. Но тот смотрел в землю: чертил что-то прутиком на земле. Кажется, какую-то рожицу.
– А он трижды имел с нею любовную связь. За эти три раза Лихачева рассказала ему все: про своего отца, начисто прокутившего свое и материно состояние; про то, что лучше всего, когда ее любят в позиции «зю» – дескать, это самое милое для нее дело, слаще которого нет. Про бабку свою покойную рассказала даже, которая, рано овдовев, ублажала себя тем, что приказывала своим крепостным мужикам щекотать ей перед сном пятки и гладить промежность, охала при этом и громко стенала.
– А про Заславского она что говорила? – спросил Аристов, ничуть не удивляясь тому, что рассказывал ему Пал Палыч. Григорий Васильевич за свою карьеру сыщика и дознавателя прекрасно знал, что у всякого в шкафу имеются свои скелеты. И стоит только приоткрыть нужную дверцу, как то, что было спрятано и по возможности забыто, в самый неожиданный момент вывалится наружу...
– Многое, – ухмыльнулся начальник охранки. – Да все не то, что нам бы пригодилось.
– Ну а что именно? – настаивал Григорий Васильевич. – Может, эти знания и пригодятся для чего-либо.