– Меня совершенно не интересует, что там вам кажется, – резко ответила Вронская, не дав усатому договорить. – Устройте, – повторила она уже мягче. И еще кротче добавила: – Прошу вас, сударь. И ваши комиссионные ощутимо возрастут.
– Насколько ощутимо? – осторожно спросил человек в котелке и устремил вопросительный взор на Вронскую.
– Ну, скажем, на полтора процента.
– На три, – потребовал усатый.
– На два, – ответила Екатерина Васильевна и добавила: – Все, господин Сорокин, торг закончен.
Усатый откинулся на спинку скамейки:
– Хорошо, я попробую. Но я не гарантирую вам эту встречу, поймите меня правильно. Совершенно не гарантирую.
– Ну, это как раз понятно, – усмехнулась Кити. – Уж коли банковские сейфы не могут гарантировать сохранность секретных документов, то уж вы, – она довольно презрительно посмотрела на человека в котелке, который поежился под этим взглядом, – и подавно не можете ничего гарантировать. – И все же, – Вронская заставила себя мило улыбнуться, – вы все-таки постарайтесь...
Встреча Кити Вронской с Гербертом все же состоялась. В Нескучном саду. Господин немецкий подданный, а вернее, германский резидент в России, находящийся как бы на дипломатической службе, просто так ни с кем не встречался, чтобы не светиться лишний раз перед русской контрразведкой. Однако дело касательно секретных документов относительно «сухопутного крейсера» с гусеничным движителем, наличие которого могло бы привести его страну к главенствующему положению в Тройственном Союзе и в конечном результате к господству во всем мире, было настолько значительным, что Герберт решился на встречу. Естественно, глубоко законспирированную. Не единожды проверившись и не заметив за собой слежки, господин Герберт пришел в Нескучный сад в облике увлеченного своими занятиями естествоиспытателя-ботаника: в коротких брюках, гетрах, панаме и с огромным сачком для ловли бабочек. В руках у него была стеклянная банка, в которой уже трепыхалась бабочка-махаон весьма внушительных размеров. На обычно безусом и безбородом лице германского резидента в настоящее время имелась короткая козлиная бородка, похожая на татарскую, и пушистые усы, загнутые кверху. Словом, конспирация была на самом что ни на есть высочайшем уровне! Ну откуда господину Герберту было знать, что невзрачный человечек, что зашел вслед за ним в общественный сортир на Большой Калужской, был лучшим филером полковника Заварзина? И что этот человечек вел незадачливого резидента от самого здания дипломатического представительства и видел его еще в цивильном костюме до того, как Герберт переоделся в сортире в костюм естествоиспытателя? Так что, когда в ворота Нескучного сада вошел естествоиспытатель (в летней панаме и с большим ботаническим сачком), следом за ним, на должном и не вызывающим подозрения расстоянии, зашел и невзрачный человечек в столь же неказистом костюме и с незапоминающимся лицом.
Ворота Нескучного сада, как обычно, символизировали изобилие и благополучие. Что ж, это и неудивительно, поскольку владели «Нескучным» Демидовы, Орловы, Трубецкие, Шаховские, Голицыны и даже сам император Николай Павлович – господа далеко не бедные, благополучно живущие в изобилии. За воротами имелось все, что положено иметь публичному саду: фонтан, цветники, конный манеж, беседки и аллеи, ведущие к Летнему дворцу.
Ботанизирующий естествоиспытатель, заметив вдруг порхающую бабочку, погнался за ней и пропал в чаще деревьев. Филер полковника Заварзина обеспокоился и поспешил за ним, не обратив внимания на барышню, в одиночестве прогуливающуюся по боковой аллее. Она была красивая и яркая, большие глаза девицы излучали свет и некоторую мечтательность, и лишь жесткие складочки возле губ говорили о наличии непростого характера и о том, что эта женщина знает, чего хочет, и будет добиваться желаемого всеми доступными (и недоступными) способами. Чуть поодаль, изредка бросая быстрые взгляды в ее сторону, дефилировал по аллее франтоватый молодой человек с тросточкой, надев на лицо маску скучающего денди. Это был человек Аристова, осуществляющий одну из основных функций сыскных отделений, а именно наружное наблюдение за «объектом».
Погуляв какое-то время по аллее и полюбовавшись куртинами с цветами, барышня свернула на гравийную тропку, ведущую к пруду. Франтоватый, выждав какое-то время, двинулся следом. И едва не столкнулся с невзрачным господином в неброском костюме. Окинув взором друг друга и поняв профессиональным чутьем, что у другого за профессия, филеры молча разошлись в разные стороны, стараясь не потерять из виду своих фигурантов. Но далеко разойтись им не пришлось, потому что естествоиспытатель и барышня неожиданно сошлись и стали о чем-то оживленно беседовать. Услышать, о чем они беседуют, обоим агентам крайне хотелось, но, увы, не представлялось возможным.
* * *
– Простите за мою назойливость, но не лучше ли было вам ботанизировать где-нибудь на Воробьевых горах, где природа еще сохранила свою девственность? – сказала Вронская условленную фразу, подойдя к естествоиспытателю, увлеченно рассматривающему что-то на поверхности пруда.
– Может, вы и правы, сударыня, но и здесь можно встретить интересующие меня виды бабочек и других насекомых, – так же условной фразой ответил Герберт.
Резидент выпрямился и, с удовольствием разглядывая красивую женщину, которой, несомненно, являлась Кити Вронская, продолжил менторским тоном ученого:
– От Нескучного сада был в неподдельном восторге сам академик-энциклопедист Петер Паллас. Правда, он посетил этот сад сто с лишним лет назад. Однако это уже детали, вам, сударыня, верно, малоинтересные. Но вот что он сказал о Нескучном саде... «Сей сад, – писал он, – не только не имеет себе подобного в России, но и со многими, в других государствах славными ботаническими садами сравнен быть может как редкостью, так и множеством содержащихся в нем растений и животных». Замечательно, не правда ли?
– О! Я совершенно согласна и с вами, и с господином академиком Палласом, – кивнула идеально слепленной головкой Екатерина Васильевна. – Нескучный сад – это, конечно же, нечто!
– Именно нечто! – воскликнул естествоиспытатель, бросив молниеносный взор по сторонам. Но оба опытных филера искусно скрывались в листве кустарников и не были им замечены, потому он, успокоившись, заговорил своим обычным голосом с едва уловимым немецким акцентом: – Вас, кажется, зовут Екатерина?
– Именно так, хотя можно и Кити, – подтвердила Вронская.
– Вы поступаете не по-деловому, – прямо сказал Герберт.
– А я не деловая женщина, – просто ответила Кити. – Я капризная, своенравная, у меня масса недостатков. Мне представился шанс, и я намерена выжать из него все, что возможно.
– Понимаю вас, – после недолгого молчания произнес Герберт. – И ценю вашу прямоту. Но, согласитесь, миллион двести тысяч за несколько, пусть и ценных, бумажек – это слишком много.