Хмыкнув, Никольский произнес:
– Хотелось бы без этого «если что».
– Я понимаю…
Сгустившиеся сумерки плотно окутали лесопосадки, придав массиву толику зловещности. Идеальное место для свершения преступлений. Никольский с Кузнецовым затаились в трансформаторной будке, через окно которой хорошо просматривалась тропа. Время тянулось невероятно долго, в какой-то момент даже показалось, что стрелка просто приклеилась к циферблату. Стараясь думать о чем-то приятном, Никольский всматривался в темноту.
Пошел уже третий час ожидания, а бомж не появлялся. Никольский стал уже подумывать, что просто теряет время, наверняка этот бродяга переместился куда-нибудь в более безопасное место, благо летом можно отыскать дом едва ли не под каждым деревом, как вдруг увидел на тропе темную фигуру мужчины. Глядя прямо перед собой, он уныло брел в сторону импровизированного жилища.
– Кажись, идет, – взволнованно прошептал в ухо Кузнецов.
– Не дергайся! Вижу. Пусть пройдет к себе. А там уж и поговорим. Иначе отпираться начнет.
Мужчина миновал поляну и вошел в посадки – ровный ряд широколиственных насаждений сорокалетней давности. Некоторое время между стволами мелькала его белая рубашка, а потом затерялась и она.
– Выходим, – сказал Никольский, – только тихо. Не зацепись, – показал он рукой на лежащие у входа металлические листы железа. – Иначе грохоту будет на весь лес.
Быстро пересекли поляну и углубились в посадки, стараясь держать на расстоянии видимости бродягу, уверенно шедшего по изгибам тропы. Чувствовалось, что здесь он у себя дома. Вряд ли кто другой сумел бы столь безошибочно, ни разу не зацепившись о корягу, выйти кратчайшим путем к обиталищу.
Приготовления ко сну были недолгими. Бродяга потрогал кровлю и, убедившись в ее надежности, просто плюхнулся на ворох слежавшегося тряпья и вытянулся во весь рост.
Вряд ли от бомжа можно было ждать каких-то неприятных неожиданностей, в подавляющем большинстве народ они безобидный, но пренебрегать безопасностью все же не стоило. Мало ли чего!
Расстегнув куртку, под которой в кобуре находился пистолет, майор Никольский негромко сказал:
– Выдвигаемся! Будь настороже.
Неслышно подошли к жилищу бродяги, тот мерно и глубоко похрапывал (видно, намаялся за целый день, бедняжка). Включив фонарь, Никольский направил луч фонаря прямо в заросшее чумазое лицо.
Бродяга пробудился тотчас; открыв глаза, он ошалело взирал на подошедших мужчин.
– Кто вы такие? – спросил он перепуганным голосом.
– Мы из полиции, – ответил Илья. – Майор Никольский. Поднимайся. Разговор есть.
– Фу-у, – протянул тот с видимым облегчением поднимаясь. – А я-то думал…
– Что ты думал?
– Да все, что угодно! – с некоторым вызовом ответил бродяга. – Глянь вокруг! Сейчас весь мир против бродяг ополчился.
– Вот ты и скрываешься в лесу? – хмыкнул Кузнецов.
– Так получается, – не принял иронию бомж. – Если уж не убьют, так обязательно покалечат.
– Как тебя зовут?
– Можно Александром, – излишне торжественно произнес бродяга.
– Отлично, Александр! Разговор без протокола, если, конечно, не хочешь в обезьяннике посидеть. У нас там машина стоит.
– Что у вас приемы такие садистские, поспать человеку не дают, ведь никому не мешаю! А что не так – сразу обезьянник. Ладно, что у вас там?
– Позавчера ты ночевал здесь. Только не надо мне туфту гнать, – строго предупредил Никольский. – Я этого не люблю.
– Ночевал. И что с того? Ведь не запрещено. А потом, в гостиницу меня все равно не пустят. Так чего вы меня прессуете?
– Вижу, что ты не без юмора. Это хорошо. Значит, поладим. Ты здесь видел людей?
– Может, кого и видел, так разве их всех запомнишь. Шастают туда-сюда. Говорят, грибы! Хотя какие тут, на хрен, грибы!
– Я говорю про ночь. Подъехали две машины, была пальба. Будешь говорить, что ничего не слышал? – с некоторой угрозой спросил Никольский. – Знаешь, я сюда ночью приперся не для душевных разговоров с тобой.
Бродяга досадливо покачал головой:
– Ведь хотел же сегодня в другом месте нору подыскать. Так нет же! Комфорта захотелось! Чтобы крыша над головой была. И вот на тебе, угораздило! Разгребай теперь по полной! Только, гражданин начальник, ты уж меня нигде не свети, как будто бы меня вообще не было. А то, сам понимаешь, эти гаврики просто удавят меня, и все. Сделать им это, как в сортире опорожниться.
– Договорились. Что ты там увидел? Рассказывай! – поторопил Никольский.
– Подъезжали две машины. Сплю я чутко, мало ли… Проснулся, почапал на шум. Смотрю, какие-то кенты стоят. Вдруг один из будки выскочил и в лес ломанулся. Ну, его сразу из пистолета и подрезали, а тут другой какой-то в толпе рыпнулся. Его тоже уложили. Я за кустами стою, пошевелиться боюсь, а вдруг они меня того… тоже уложат! Один из них, сразу видно, какой-то блатной, я их по повадкам узнаю, говорит, отнесите их в лес и закопайте, и в мою сторону посмотрел, у меня прямо все внутри обмерло, и прямо на меня потопал, я пригнулся и по-тихому в кусты шмыгнул. Повезло, в общем. Пронесло! А то тоже уделали бы.
– Сколько их было?
– Я ведь не бухгалтер, подсчетов не веду. Но человек шесть, думаю.
– Как звали того блатного, помнишь?
– Погоняло Шатун.
– Уверен? – строго спросил майор Никольский.
– Что мне, креститься, что ли? – обиделся бродяга. – Погоняло его, конкретно! Такой сожрет и даже не поморщится, – протянул он с нотками уважения.
Сказанное походило на правду.
– Вот что, Александр, – проговорил майор. – Я тебе, конечно, верю, но твою информацию нужно проверить. Если все так, как ты говоришь, то можешь валить на все четыре стороны. Так что в этот раз тебе придется переночевать в тепле. Ну чего ты стоишь? Потопали! – поторопил Никольский.
Бродяга безрадостно вздохнул:
– Все-таки обезьянник?
– Не переживай, – усмехнулся майор, – там тебя покормят.
Подняв какой-то небольшой мешочек с пожитками, бродяга в сопровождении майора Никольского и Кузнецова направился к машине.
* * *
Явившись рано утром на службу, Илья Никольский был несказанно удивлен, когда из оперативно-разыскного отдела пришло сообщение о том, что возможности для местного розыска еще не исчерпаны, а потому оснований для федерального розыска Владлена Лозовского не имеется.
По какой-то причине разыскная система провернулась на холостом ходу, дала сбой, отрыгнув столь неприятное сообщение. Надо признать, что разыскной аппарат всегда имел немало секретов, нередко приходилось удивляться, почему одних преступников разыскивают куда более рьяно, чем других, причем за правонарушения куда меньшие.