Княгиня не плакала, не стонала, не показывала никому своих чувств, хотя чувства эти, должно быть, клокотали в ее душе. Внешне она выглядела все такой же невозмутимо-холодной. Но теперь Дражко, снова открыв глаза, видел, даже сам еле живой, что она очень сильная.

– Ты спасла княжество и мужа, – он чуть не добавил «и меня», но вовремя сдержался. – Иначе его обязательно убили бы.

– У меня не было выбора. Или отец, или муж… Я знаю. Я должна была расплачиваться за грехи своего отца. Я расплатилась. А мой сын будет расплачиваться за мои грехи. Это мучает меня. Он ведь еще не родился и не знает, какая страшная судьба его ждет. Его и всех моих детей…

– Судьбу не знает никто.

Рогнельда чуть замялась перед ответом, но все же сказала:

– Власко знает.

Дражко напрягся до боли. Вспомнилось, что говорил ему Власко о последнем дне княгини.

– Ты разговаривала с Власко?

– Да, я призывала его и спрашивала. Он опять смотрел в воду, а потом сказал мне, что ждет меня и моего сына.

Князь-воевода задергал усами. Ему в самом деле было больно.

– Ты не спрашивала у мальчика, как можно избежать участи.

– Избежать участи? Это, Дражко, невозможно. Судьба расписана на небесах. Да и зачем ее избегать… Ее избегать не надо…

Дражко хотел помотать головой, но от боли, подступившей опять, только его усы взлетели кончиками к самым бровям. И большого труда ему стоило не застонать.

– Это неправда. Если бы судьбу нельзя было изменить, то Власко не посоветовал бы мне сменить кольчугу на бахтерец… Это изменило мою судьбу, спасло меня от первого смертельного удара, который пришелся между лопаток.

– Я не хочу, чтобы моя судьба изменилась, – после паузы сказала Рогнельда так тихо, что Дражко едва услышал. – Все должны понести плату за совершенное. Моя плата – смерть отца. Мой сын понесет плату за меня.

– Значит, проклятье ляжет на весь род Годослава? – спросил князь-воевода, надеясь хотя бы таким образом направить ход ее дум на заботу о муже и отвлечь Рогнельду от дурных, беспокоящих мыслей.

– На всех потомков, рожденных мной, – она ответила очень твердо, словно сообщила о давно и твердо решенном. – Поэтому князь должен взять себе вторую жену. Я сама скажу ему об этом.

– Ты торопишься… – предупредил Дражко.

В это время опять заскрипела дверь. Вошел еще кто-то.

– Выздоравливай, князь… – Рогнельда резко повернулась и заспешила к выходу.

– Кто пришел? – спросил князь-воевода.

– Я это, княже… – тихо сказал Сфирка.

– Что ты покою ему не дашь, что покою не дашь болящему, – напустилась было на Сфирку княгиня-мать.

– Подойди, – подозвал Дражко, не обращая внимания на слова матери и тем самым останавливая ее.

Сфирка, на всякий случай в обход старой княгини, бочком, тихонько, скосив глаза, сдвинулся в сторону скамьи. Встал так, чтобы воеводе было его видно. Виноватый вид разведчика добрых слов не предвещал.

– Что скажешь?

– Плохие вести, княже. Очень ты нужен всем нам. Не время тебе валяться по скамьям…

– Еще чего, еще чего… – княгиня-мать чуть не с кулаками подступила к разведчику, и он, мужчина, вынужден был отступить на два шага к стене. Он и дальше отступил бы, но стена помешала.

– Поправляйся быстрее, – все же закончил Сфирка.

– Рассказывай.

– Прискакал гонец от Полкана. Даны почти готовы… Вот-вот выступят.

Глава 6

К тому времени, когда закончились приготовления к состязанию стрелков из лука, погода разгулялась, солнце над ристалищем стало жарким, но поднялся легкий свежий встречный ветерок, который только добавил интригу в предстоящее событие. Не каждый из стрелков умеет одинаково хорошо учитывать скорость встречного ветра. Даже боковой бывает рассчитать легче, давая запас влево или вправо. Боковой ветер не трудно определить по наклону ветки ближайшего дерева, чего невозможно сделать при ветре встречном. А здесь следовало еще правильно подобрать оперение для стрелы, чтобы она не уходила выше мишени и не зарывалась наконечником в землю. Более того, самые опытные знали, что каждая неровность поляны, небольшой подъем или впадина, сыграют свою роль, повернув встречный ветер в сторону земли или подбросив поток вверх. И все это следовало предвидеть.

Пять мишеней выставили в дальнем углу ристалища, а стрелок должен был стоять в углу противоположном. Таким образом, выбиралось наибольшее возможное расстояние для прицельной стрельбы. На всякий случай, рабочие раздвинули берфруа так, чтобы и мишени можно было перенести дальше, и сами зрители таким образом не угодили в зону возможного попадания стрелы.

– Где-то здесь должен быть славянин из бодричей, не знающий франкского языка, которому я обещал желать успеха, – вспомнил король.

– Славяне стоят отдельно, ваше величество, – маршальским жезлом показал граф Оливье на группу из девяти воинов. – Мне уже все рассказал герольд. Они презирают стрельбу по таким мишеням, с которой начинают наши лучники и саксы. И сами вступят в дело только тогда, когда наши закончат и выявят победителей. Славянская мишень ставится дальше шагов на пятьдесят-семьдесят. Только самые лучшие из наших и из саксов будут соревноваться вместе со славянами.

– Да, славяне лучшие стрелки из всех, кого мне доводилось видеть. Говорят, они получили свое умение от скифов. Алкуин, а не могут наши оружейники делать такие же луки, как у славян? – спросил Карл.

– Если их хорошенько подучить, ваше величество, они постараются. Хотя для большой армии эти луки и дороговаты. Беда в другом…

– В чем беда?

– В том, где взять таких лучников или, как они их называют сами, стрельцов.

– А разве наши, имея подобные луки, так не сумеют?

Алкуин отрицательно замотал головой.

– Славяне обучают стрельцов с детства, ваше величество. Мне доводилось наблюдать у вагров мальчиков, которых заставляют целый день стоять с камнем в вытянутой левой руке, а правой рукой, с камнем потяжелее, водить вперед и назад, словно они натягивают тетиву. Вы обратите внимание на внешний вид их стрельцов. Как правило, это самые сильные мужчины. Им не обязательно иметь широкие плечи, но руки у них такие мощные, что по толщине могут сравниться с ногой иного человека. Сила в этих руках чрезвычайная.

– Разве ваше величество не помнит, – спросил Оливье, – как-то в испанском походе мы захватили целый воз арабских луков… Они и формой, и размерами напоминают славянские, только чуть-чуть послабее в натяжении. И вооружили ими своих стрелков. Сначала это вызвало радость, но в бою оказалось, что нашим просто не хватает сил.

– Для стрельбы из таких луков нужна специальная подготовка [12] , – добавил Алкуин. – Создание системы обучения стрельцов могло бы занять много лет, и при своей жизни мы не смогли бы еще, пожалуй, увидеть результатов.