Остановившись, Луиза посмотрела на раскрасневшегося банкира. Эберхард уловил исходивший от девушки аромат и невольно сглотнул.
— Хорошо, вы меня уговорили. Надо что-то делать с этими старыми монетами, — вздохнула девушка.
— Давайте встретимся с вами завтра, — продолжал Гассман с некоторым подъемом, как если бы подобная мысль посетила его только что. — Скажем, в это же самое время перед входом в ресторан. Вы пересчитаете свои деньги, а я уже приготовлю для вас соответствующую наличность.
— Полагаю, что это прекрасная идея. Только давайте не завтра, а через два дня. Все-таки я живу за городом, дорога отнимает много времени; а потом, мне нужно будет привести себя в порядок.
— Господи, вы и так выглядите просто великолепно! Хорошо, пусть будет через два дня, — легко согласился банкир.
— Ох, какая же я все-таки неорганизованная! — вздохнула девушка. — Мне нужно идти. Я ведь обещала своей бабушке помочь по хозяйству.
— Я вас буду ждать, — сказал банкир. — Не забывайте!
— У меня в это время репетиция, я не задержусь.
На перекрестке, вытянувшись в длинную линию, стояли экипажи, терпеливо дожидавшиеся пассажиров. Девушка шагнула к первой, высокой синей повозке с открытым верхом и надувными шинами, и негромко произнесла адрес. Возница в сером сюртуке, ладно скроенном по плотной фигуре, и в полуцилиндре, залихватски сидевшем на самой макушке, смерил пассажирку долгим взглядом, как если бы оценивал платежеспособность, и произнес, слегка кивнув:
— Пожалуйста, фройляйн.
Подождав, пока девушка опустится на мягкие кресла, он взмахнул кнутом, и экипаж повернул в соседний переулок.
* * *
Извозчик остановился около мебельного магазина. В больших запыленных витринах стоял раскладной диван и два небольших кресла. Элиз Руше подошла к витрине, сделав вид, что поправляет шляпку, и посмотрела на мужчину, стоящего немного в сторонке. Что-то в его внешности ее насторожило — может, потому, что он совершенно не смотрел в ее сторону, а это было весьма удивительно. Но уже через минуту все прояснилось: тот поджидал девушку, переходящую дорогу. От сердца немного отлегло: за ней никто не следил, не пытался с ней заговорить или познакомиться; похоже, что она была безразлична целому городу.
Оно и к лучшему!
Элиз вошла в магазин и тотчас увидела мужчину, стоявшего неподалеку от входа и рассматривавшего невысокую тахту. Попробовав ткань на ощупь и, видно, окончательно разочаровавшись, он отошел к комоду из красного дерева. Заметив подошедшую женщину, негромко спросил:
— Как прошло?
— Именно так, как ты и задумывал, Леонид. Банкир клюнул!
Варнаховский одобрительно кивнул.
— Ты договорилась на сто тысяч?
— Да. Но добавила, что денег может быть больше. Потому что их «никто и никогда не считал».
— Отлично! Думаю, что Христофоров постарается наштамповать талеров побольше. У него еще впереди целый день. Если он все-таки не будет справляться, то я лично встану к прессу! Когда договорились встретиться?
— Завтра, в этот же час.
— Значит, у нас есть время. А теперь давай перекусим, а то я страшно голоден! Тут неподалеку имеется неплохой ресторан…
Валерий Михеевич Христофоров считал себя фальшивомонетчиком по призванию. Изготовлять фальшивые деньги было для него такой же природной необходимостью, как пить, есть, спать. Это являлось своего рода страстью, точно такой же, какая наблюдается у скульптора, ваяющего фигуры, или у художника, пишущего картины. Только в изготовлении фальшивых монет Христофоров мог раскрыться всецело и понять истинные масштабы своего дарования. Приятно было осознавать, что он сумел облапошить не только сильнейшее государство, но и лучших специалистов, привлекаемых для изготовления денежных знаков.
Желание изготовлять фальшивые деньги было настолько давним, что порой Валерию Михеевичу казалось, будто бы он родился с ним. Подталкиваемый жаждой фальшивомонетчества, он полтора года прослужил в Императорском монетном дворе, где совершенствовал свое мастерство в изготовлении печатей. А набравшись значительного опыта, решил и сам заняться производством денег.
В совершенстве освоив граверное дело, Христофоров принялся за изготовление штампов. А вскоре в его коллекции появились шаблоны практически всех монет Европы. Но особой страстью для него являлось изготовление трафаретов монет многочисленных германских княжеств: пфенниги, гроши, шиллинги, крейцеры, талеры, гульдены, большинство из которых не отличалось высокой степенью защиты. И вот сейчас, обрадовавшись предложению Варнаховского, он всецело погрузился в интересную работу.
Вскоре после достопамятного разговора в Монте-Карло Леонид с Элиз и Христофоров покинули Францию. После некоторых размышлений они решили поселиться в Германии, а местом для жительства избрали Берлин. Валерий Михеевич поселился на самой окраине столицы, в небольшом доме с огромным глубоким подвалом, в котором установил печатный пресс. Работа была поставлена на поток, и вскоре фальшивые монеты приходилось выносить из подвала уже ведрами.
Леонид Варнаховский оказался малым расторопным, изготавливаемую продукцию он сбывал на рынке за половину стоимости у всевозможных торговцев. А через месяц фальшивые монеты заполонили всю Германию. Большая часть поддельных денег была очень высокого качества, даже в банках они принимались как настоящие. Этот период стал для авантюристов настоящим раем — в силу того, что наряду с настоящими монетами многих немецких княжеств в ходу оставались поддельные, которые зачастую невозможно было отличить от настоящих.
Правда, у фальшивых монет имелся весьма один качественный недостаток: они выглядели как новые. И тогда Христофоров придумал один способ, чтобы их состарить. На рессорах своей двуколки он разместил некую открытую емкость, в которой вперемешку с металлической стружкой, обильно пропитанной жиром, находились монеты. Когда двуколка проезжала по брусчатке или по непритязательной пыльной проселочной дороге, монеты принимали обильные пылевые или грязевые процедуры и быстро старились. А уж после этих процедур фальшивыми деньгами можно было безо всякого страха расплачиваться в любой столичной лавке.
* * *
Вечером к Валерию Михеевичу заехал Варнаховский и сказал, что нужно срочно продолжить чеканку талеров. Эти монеты у Христофорова были одними из любимых, и он не без гордости мог сказать, что научился изготавливать их столь великолепно, что они выглядели едва ли не лучше настоящих.
— Сколько нужно отпечатать монет? — спросил Христофоров.
— Полагаю, что тысяч десять… Если получится, то больше.
В углу стояли длинные прутья из сплава серебра и олова — заготовки для будущих монет. В ящике на столе лежали небольшие шарики для плавки. Взяв несколько шариков, Христофоров положил их на штамп, стоявший на раскаленной печи.