– Простите меня, но думаю, что в отношении канадца дело обстоит гораздо серьезнее.
– Как это?
– С лекарствами или без них, никто и никогда уже не услышит от него здравой речи. Видите ли, шаткое равновесие в его мозгу оказалось необратимо нарушенным. Обширный участок коры головного мозга перестал реагировать на любые воздействия. Клетки мозга погибли.
– И это произошло без всякого воздействия извне?
– Если я правильно понимаю смысл, который вы вкладываете в слово «воздействие», то ничего подобного не происходило. Это скорее колоссальный эмоциональный стресс.
– Ну да, еще бы, явление родной дочери!
Доктор уныло развел руками:
– У меня нет никакого научного объяснения этому факту...
– Факту? Бросьте. Его дочь находится сейчас за десятки тысяч километров отсюда под постоянным контролем наших людей. Вот это факт!
– А как же платок? – почти прошептал врач.
– Его безусловно подбросили те люди, которые проникли в Центр. Они же оказали на канадца и психологическое воздействие.
– На платке была монограмма «А». Его дочь зовут как раз Алоиза.
– Возможно, что эти люди как-то связаны с семьей Клеман. Хотя, по докладу наших агентов, не зафиксировано ни одного контакта дочери с кем бы то ни было.
– Вот видите! А он без колебаний говорит, что к нему приходила его дочь. И с ней был черный ангел, который покарает мучителей ее отца!
– Хватит мистики! Мы отыщем эту связь. Здесь побывали вполне конкретные преступники. Вопрос только, зачем? Анри Клеман – использованный материал. Да он и в здравом-то уме вряд ли представлял действительную ценность для серьезных профессионалов.
Мы без труда обнаружили следы проникновения в Центр через систему вентиляции. Хотя, примененные средства... ну да ладно. Километром ниже найдены свежие следы транспортного средства, которое забрало диверсантов. В этом направлении уже работает полиция. Странно полное отсутствие следов на скалах. Не сработал ни один датчик, ни одна камера ничего не зафиксировала!
Доктор покивал с видом: «Я же говорил», но вслух промолчал.
– Мы привлекли лучших специалистов. Кроме того, вплотную займутся охранниками. Если утечка информации была в их среде, мы ее обнаружим. Так вы, доктор, говорите, что наш канадец выглядит счастливым?
– Это несомненно. Я никогда его таким не видел. Жаль, что это чувство пришло к нему слишком поздно. Он его заслужил.
– Вот пусть и останется с ним навечно. Сделайте так, чтобы он покинул нас счастливым. Это будет прекрасной платой за его труды. Вот это он действительно заслужил.
– Но...
– Это приказ, доктор! Через... – Смит посмотрел на часы, – полтора часа мы с вами улетаем. Поторопитесь!
* * *
Оставшись в кабинете один, Смит надолго задумался. В нем не было и четверти того оптимизма, что он демонстрировал медику или всем своим подчиненным.
Можно красиво бросаться такими громкими эпитетами, как преступники, диверсанты... А что похищено? Ничего. С главного пульта не пропал и не был переписан ни один диск. Там, вообще, ничего не трогали, кроме систем охраны и сигнализации. Да и те не вывели из строя, а просто отключили на время. Ни одного пострадавшего. Поспали – и снова бодрячком за работу. Оборвалась и ниточка со снотворным: специалисты сказали, что подобный препарат вообще не зафиксирован в их каталогах! Ничего не взорвали, не уничтожили. Никого не допрашивали. Кроме этого сумасшедшего канадца.
Но как они вообще узнали о нем?! Его всего пару недель, как перевели в Центр из морской базы, потому что он уже не мог работать и нуждался в постоянных медицинских процедурах. Значит, шли не за ним? Может, за этим русским? Абсурд. Никто не знает о его местонахождении.
Чего же они хотели? И получили ли то, зачем пришли?
Так еще и этот платочек, Шайтан его раздери! Прямо шекспировский Отелло!
Смит почувствовал, что за потоком необъяснимых пока мелочей совершенно теряются истинные цели противника. О, Аллах, сколько раз он сам поступал так!
К бесспорным же фактам, о чем он не стал говорить доктору, относится то, что канадец был в курсе ядерной начинки их оружия возмездия. А пришельцы говорили с ним (и только с ним!). Значит, сейчас, не поддаваясь ни на какие уловки врага, он обязан любыми средствами защитить свой главный проект.
Что ж, идите ко мне, черные ангелы мести. Я знаю, как вас встретить…
* * *
В пути Талеев категорически запретил все разговоры о только что завершенной операции. Даже в квартире, пока с ними был Юрий, Гера лишь предельно сухо информировал его о чисто технических вопросах проникновения в Центр, поблагодарил за помощь и попрощался до завтра.
Журналист был мрачен и неразговорчив. Глядя на него, молчали и все остальные.
– Спасибо, друзья, за сегодняшнюю работу и за то, что потом не утомляли расспросами и предложениями.
– Если честно, командир, то по крайней мере у нас с Толиком это не от вежливой деликатности, а от недостатка ума, – очень самокритично констатировал Вадим.
– Что ты тут меня еще приплел, а? Мне ума вполне хватает! – возмутился Толя и тут же добавил: – Только не давайте слова этой маленькой черноволосой язве: если бы не ее издевки, моя нога перестала бы болеть еще на горе.
– Толечка, хочешь, ножку твою поцелую прямо при всех? Мы, восточные девушки, привыкли угождать мужчине-господину. – Гюльчатай смиренно сложила руки на груди и потупила взгляд.
– Во-во, смотрите, язва!
– Меня поцелуй, Галчонок! Зачем тебе это бесчувственное бревно?
Гюльчатай с притворным вздохом еще ниже поклонилась и прошептала:
– Как жаль, что у восточной девушки может быть только один господин! И тот – бесчувственный чурбан.
Талеев не вмешивался. Ему хорошо думалось под этот безобидный треп. Он даже слегка усмехнулся, потому что в последних словах девушки угадывался двойной смысл. Все в Команде знали, что Гюльчатай всем своим пылким сердцем безнадежно влюблена в красавца-журналиста. Конечно, знал это и Гера, только искренне считал, что ни роль добропорядочного мужа, ни, тем более, сердцееда-любовника в его амплуа не входят, и всеми силами старался не выпускать их отношения за дружественно-подчиненные рамки. Поэтому «бесчувственный чурбан», скорее всего, предназначался именно ему.
– Ну-ка, юная восточная леди, ты ближе всех общалась с этим канадцем, поэтому постарайся поточнее определить, что в его словах реальность, а что – бредовые галлюцинации разрушающегося мозга.
Девушка посерьезнела:
– Поточнее, командир, даже врач-психиатр не определит эту границу. Клеман живет в собственной реальности, а вот когда и насколько она совпадает с нашей, общечеловеческой...