Богой покачал головой. Голос был упрямым.
– Мы – за справедливость. За правду.
– А правда всегда на стороне простого народа, – сказал Владимир. – Это Ярополк да еще его бояре приняли чужую веру. А народ русский молится своим богам. Все кияне чтят Сварога, а не какого-то там Христа или Бахмета. Кияне – сила. Пока что помогают Ярополку, он-де законный князь, а я, мол, насильник… Но законный князь тот, кто не предает землю и народ русский, а служит им!
Воеводы выражали одобрение уже громкими возгласами. Богой спросил сумрачно:
– И что ты хочешь… княже?
– Вернись в Киев и говори правду! Что Ярополк принял чужую веру, уже топчет наших богов, продал Русскую землю жидам из Хазарии…
– У жидов другая вера, – пробормотал Богой. – Они кланяются Яхве.
– Вера Христа тоже идет от них! Об этом надо говорить и говорить. Еще живы те, кто с отцом моим ходил в походы на Семендер, зорил и жег города, стирал с лица земли саму память о Хазарском каганате. Пусть они вспомнят и расскажут, что мы, русичи, еще совсем недавно, до походов моего отца, сами платили дань хазарским жидам! А теперь они накидывают ярмо на наши шеи! Уже с помощью своей веры, малость измененной для нас, как для рабов!
Богой зачарованно кивал, не отрывал взора от пылающего праведным гневом лица юного князя.
– За землю Русскую… – сказал Владимир хрипло. – За веру отцов наших! Кто, как не мы? Страшная опасность пришла с Ярополком. Мы замечаем лишь орды печенежские, ромейские полки, болгарское войско, печенежскую орду, дружины ляхов – этих мы враз! Но на то, что пришло с Ярополком, с мечом не попрешь…
Богой переступил с ноги на ногу:
– Складно речешь, княже… Я не люблю тебя, знаешь. Но ты веришь, что я огляжу твой лагерь и потом скажу в Киеве хорошие слова о тебе?
Владимир сказал сурово:
– Не о себе речь! О земле Русской надо печалиться. Лишь бы она жила! А мы все – комахи, тлен.
Богой шагнул к нему, раскинул дряблые трясущиеся руки. Голос был полон раскаяния.
– Прости, княже! Ты велик душой, а я суетность мира поставил выше…
Они обнялись. Владимир, обхватив тщедушного Богоя, ласково погладил его по спине, но голос сделал твердым и торжественным:
– Клянусь всеми богами… клянусь Родом, что поставлю в Киеве на самом видном месте, на холме за двором теремным, всех богов наших! И будет это главное требище на земле Русской!
Богой высвободился, поклонился и быстро направился, сопровождаемый младшим волхвом, к выходу. Обернулся, сказал звенящим от напряжения голосом:
– Помни, князь! Ты поклялся великой клятвой!
После его ухода Владимир подмигнул воеводам, осторожно выглянул. Сгорбленная фигура в белом, опираясь на посох, торопливо ковыляла не к кострам новгородцев, а обратно к стенам осажденного города. Молодой волхв заботливо подхватывал старца под локоть. Богой мыслями уже в Киеве, спорит с боярами, поднимает черный люд, везде кричит о попранной вере отцов и дедов, о защитнике северных земель новгородских!
– Тавр, – сказал он, – мужичья наловил?
– Ждут в отдалении, – ответил Тавр, глаза смеялись. – Все как ты велел.
– Зови! Да не тычками, а вежливо, вежливо.
Он степенно вышел из шатра. Двое дружинников по знаку Тавра подвели к нему дюжину мужиков. Все босые, в простых холщовых рубахах, со спутанными бородами, лохматые и напуганные.
Владимир высмотрел среди них старика, тот едва держался на ногах. Другие даже не помогли, каждый за себя, только боги за всех. Владимир поспешно сделал несколько шагов навстречу, подхватил старика под руку, отвел к лавке перед шатром, усадил:
– Отдохни, дедушка…
Старик испуганно противился, норовил бухнуться в ноги:
– Да как же, при князе…
– Отдыхай, – удержал его Владимир, он крепко держал старика за плечи, не давал встать. – Ты наработался за свою жизнь… Теперь нам, молодым, надо трудиться, землю холить, твою старость беречь и законы земли Русской блюсти.
Он кивнул мужикам, приглашая сесть, возле шатра стояли наспех сколоченные лавки. Мужики пугливо таращили глаза, пятились, часто кланялись:
– Неудобственно при князе…
– Удобственно, – возразил Владимир. Он ухватил ближайшего мужика за рубаху, усадил рядом. – Пусть ноги отдыхают. Не голодны? Может быть, пусть вас покормят?
Мужики замахали руками:
– Не надо! Спасибо, княже! Благодарствуем!
– За что? – удивился Владимир. – Чем богаты, тем и рады. И не бегайте от моих отрядов, как сполоханные зайцы! Не прячьтесь по кустам да лесам. Зачем? Мы все люди русские, грабить никому не позволю.
Мужики как один повалились в ноги:
– Батюшка! Заступник! Великое спасибо, что не обижаешь сирых да немощных!
Владимир смотрел с укором. Сказал негромко:
– Разве я сам не был сирым? Дед мой землю пахал, как и вы, а мать вовсе была рабыней… Кому, как не мне, знать ваши нужды? Кому, как не мне, защищать вас?
Мужики смотрели раскрыв рты. Владимир поднял старца на ноги, обнял, подтолкнул к другим. На прощанье подал руку, стиснул пальцы. Выпустив ладонь старика, задержал перед его лицом ладонь открытой. Вид у старика был ошалелый.
– Идите и скажите, – сказал Владимир проникновенно, – я никому из простых людей не причиню зла. А то ведь когда князья дерутся, чубы трещат у простых холопов!
Мужики, с неуверенными лицами, как овцы пошли гурьбой от шатра. Уже когда удалились на полверсты, старик сказал растерянно:
– Мозоли… Разрази меня Перун, у князя на руках мозоли! Твердые, будто всю жизнь пахал. Не белоручка…
– Сказал, – отозвался другой мужик, – что его дед землю пахал… Да и сам он, как я своими ушами слышал, сын рабыни… натерпелся, видать, за свою горькую жизнь…
– Да, ему досталось!
– Доставалось! Теперь другим от него достается.
– И поделом. Хоть раз получился князь из простого люда.
Владимир задумчиво смотрел им вслед, пока не скрылись из виду. Разговоров их слышать не мог, но знал почти каждое слово, что будет сказано. Они идут в Киев, где разнесут весть о таком простом и понятном князе. Для них он уже стал их князем. Мужицким князем. Быть сыном рабыни иногда бывает и выгодно.
Ярополк быстро ходил по палате. Он был в красном корзне с вышивкой золотом, красив и наряден, голубые глаза блистали грозным весельем. Сейчас он был как никогда похож на своего отца Святослава, любимого дружинниками, женщинами и кощюнниками.