– Видишь, как хорошо, – сказал Владимир серьезно, – что мы заказали пиво, а не хорошее вино?
Олаф подозрительно нахмурился:
– Почему?
– Ты бы вовсе от горя помер!
Олаф пожал плечами:
– Я бы не стал переворачивать стол.
Они стояли на крыльце, прислушиваясь к конскому ржанию на конюшне, голосам во дворе, на улице. Ночь была ясная, звездная. Таких огромных и ярких звезд Владимир никогда не видел на своей северной родине. И небо не бывало таким угольно-черным.
Он вздохнул:
– Пойдем, Олаф. Ночью люди с таким, как у тебя, слабым здоровьем должны спать.
– Какие мы молодцы, – пробормотал Олаф. – Мы только проехали городские ворота, а уже успели обрести полдюжины врагов! Надеюсь, это еще не все…
– Не понравился этот с черными усами?
Олаф зябко передернул плечами:
– Он мне будет сниться!.. Надеюсь, я его больше никогда не увижу. Разве что в кошмаре. У него яд стекает с зубов по бороде, а глаза как острия стрел…
– Не поминай черта, – посоветовал Владимир.
– Почему?
– А то придет.
– Я не верю ни в сон, ни в чох!
Они вернулись через зал, где уже не осталось следов разгрома. Все ели и пили, позабыв про ссору. Владимир на ходу кивнул белому как мрамор хозяину:
– Не забудь, кувшин вина в нашу комнату!
– Два! – крикнул Олаф.
– Два, – кисло согласился Владимир.
Они поднялись на второй этаж. Коридор был неширок, а в том конце стоял человек со сросшимися на переносице бровями. Рука Олафа дернулась к мечу. Черноусый протестующе выставил руки:
– Я с миром. У меня нет обиды, что вы вмешались! Вы проезжие, наших ссор не знаете.
– Но семеро на одного! – сказал Олаф, набычившись.
Чернобровый кивнул:
– То надо броситься на защиту слабого. Понятно. Но он не слабый, в том вся задача. Я бы хотел обсудить с вами одно дело…
Владимир кивнул Олафу: следи, сам отворил дверь, отступил в сторону. Они вошли, и он закрыл дверь за собой на засов. У этого странного гостя чересчур опасный эскорт.
– Меня зовут Филемут, – сказал чернобровый. – Я управляющий купца Могуты. Этот сорвиголова на самом деле вожак разбойников, только схватить его еще не удавалось. Но все в округе знают, что грабит честных торговцев он и его люди… Я не стал ждать, когда нам, как баранам, перережут горло и снимут шкуры. Я взял людей и пришел в харчевню, где он обыкновенно бывает!
Послышался стук в дверь. Владимир отодвинул засов, держа меч в руке. Мальчишка с двумя тяжелыми кувшинами в руках побелел при виде меча у своего горла. От троих нахмуренных мужчин веяло таким напряжением, что он едва не выронил кувшины. Олаф выругался с чувством:
– Клянусь Локи, я бы его убил! А заодно и спалил бы весь этот постоялый двор!
– И город, – подсказал Владимир.
– И город, – согласился Олаф, – если здесь не оказалось бы больше винных складов. Надо же!.. Теперь буду верить и в сон, и в чох, и в попову грушу…
Он торопливо налил вина в три большие кружки. Руки его тряслись. Владимир и Филемут сели за стол, Владимир все еще не спускал острого взгляда с чернобрового управляющего.
– Меня сбили с толку ваши плащи странников, – сказал Филемут. – Этериоты всегда ездят в полном своем блеске! К тому же вас двое, а я ждал одного…
– Ждал? – спросил Владимир.
Филемут кивнул:
– Судя по описанию, тебя. Это я отправлял письмо Могуты. Он же велел встретить и отвезти в имение. Но сегодня утром вид у него был… смущенный. Сказал, что зря тебя вызвал, что это лишь предание, в которое при свете дня сам не верит. И что нет данных, где искать сокровище.
Олаф торопливо осушил свою чашу, заорал понимающе:
– Я ж говорил!.. Если бы все так просто, он бы сам успел!.. А если копать так уж трудно, то у него есть и понадежнее ребята, чем ты!
Он захохотал. Владимир пожал плечами:
– Мы проделали дальний путь.
Филемут с готовностью достал мешочек. Судя по тому, как оттягивал руку, в нем было золото.
– Это не все сокровище, – сказал он, улыбаясь, – но здесь достаточно, чтобы проехать до Багдада и обратно. И останется, чтобы упоить всю казарму. Могута посылает это с извинениями.
Олаф одобрительно хрюкнул. Владимир принял, взвесил на ладони:
– Все в порядке. Мы не в обиде.
Филемут поднялся, улыбался с облегчением. Беседа с этериотами всегда чревата бедой: солдаты императора жестоки и своевольны.
– Слава базилевсу!
– Слава, – буркнул Олаф.
Когда он ушел, Владимир высунулся из окна, провожал взглядом. Темнело, Олаф зажег светильник. Владимир тут же отпрянул в тень.
– Шлюшек высматриваешь?
– Размечтался, – буркнул Владимир.
– А кого?
– Смотрю, с какой стороны залезут к нам ночью.
Олаф поперхнулся вином:
– Зачем? Отобрать деньги обратно?
– Нет, добавить еще, – огрызнулся Владимир.
Олаф в задумчивости почесал голову:
– А чего ж он сразу… А, чтобы удивить нас? Мы просыпаемся, а на столе вместо мешочка – два! С ума рухнемся.
Город постепенно успокаивался, огоньки светильников гасли, как светлячки после спаривания. Простучали копыта запоздалого всадника, с пьяным криком вывалился последний гуляка, захрапел в канаве. Лениво взгавкивал вдалеке пес.
Владимир вдвинул ножку табуретки в дверную ручку, подергал. Олаф сказал насмешливо:
– Всякий, кто захочет войти, должен стучать достаточно громко. А в окошко влетит разве что летучая мышь!
– У тебя в кувшине еще что-то осталось?
– Для тебя берег, – сказал Олаф гордо.
– Хорошо. Ты все равно не заснешь, пока на дне не станет сухо, как в пустыне, где Моисей сорок лет блудил в поисках выхода… Ты и сторожи первым. Я сменю.
– Добро, – откликнулся Олаф радостно. Сильнее всего сон одолевает под утро, к тому же и кувшин остается в его полном распоряжении. – Комар не пролетит, майский жук не прожужжит, муравль не проползет…
Владимир лег, укрылся легким одеялом. Ночь была жаркая, но присутствие моря ощущалось свежестью и волнами прохлады, их только к утрецу вытеснит настоянный на цветах теплый пряный воздух. На улице было темно и тихо.