Карета рвалась вперед, давя и с треском сшибаясь с более легкими повозками. Одна карета от удара повалилась набок, там заверещали на два голоса, мелькнуло розовое платье. Еще одну развернуло боком, дышлом уперлась в стену. Кучер лихо орал, свистел, плеть с азартом хлопала по лошажьим крупам. Люди едва успевали шарахаться в стороны, а кто не успевал, того сбивало с ног.

Василь придержал коней, давая дорогу, с таким зверем треснуться боками – себе дороже, и карета проломилась дальше, сцепилась с кем-то колесами, обе встали, загородив дорогу и повозке Засядько, кучера орали и размахивали бичами.

– Подожди здесь, – велел Засядько.

Он выскочил, в несколько быстрых шагов достиг сцепившихся, двумя ударами шпаги обрубил постромки, и лошади освобожденно ринулись вперед и пропали в ночи вместе с вопящим форейтором на передней. Кучер раскрыл рот и так застыл, жалкий, растерянный, сидя на облучке, перед которым не было коней.

Засядько засмеялся зло, повернулся и пошел обратно к своей карете. Но когда проходил мимо чужой, дверца распахнулась, оттуда вывалился высокий человек с хищно загнутым носом. Он зарычал разъяренно:

– Опять? Опять вы?

– Простите, – сказал Засядько холодно, – что-то не припоминаю, чтобы мы с вами были знакомы.

– Это вы не знакомы, – выкрикнул человек зло. – Но я вас знаю неплохо!

– Тогда вам повезло больше, – сказал Засядько.

Он даже не подумал, что это могло прозвучать как самопохвальба, каждый в сказанное вкладывает свой смысл, но незнакомец, похоже, понял именно так, как жаждалось оскорбленному самолюбию. Засядько не успел сделать второго шага, а в спину яростно крикнули:

– Мерзавец!

– Очень приятно, – ответил он, – а я – генерал Засядько!

– Я знаю, кто вы! Вы мне за это поплатитесь!

Засядько обернулся:

– Если вы знаете, кто я, то знаете, куда прислать своих секундантов.

Он открыл дверцу, увидел белое как мел лицо Оли. Встревожился:

– Что-то случилось?

Она прошептала:

– Это Маратин…

—Ну и что? – удивился он. – А кто такой Маратин?

– Он добивался моей руки.

– Многие добивались, – сказал он равнодушно. Подумал, что его тон может обидеть ее, добавил: – Сколько же их! Я думал, Серж был последним.

– Маратин был намного настойчивее. Но нам повезло, он был в отъезде за рубежом, когда мы… все успели.

Карета выбралась напрямую к дому, Василь начал нахлестывать коней. Колеса застучали чаще. Засядько отмахнулся:

– Ладно, забудем… Тебе не показалось, что со второго действия певец был просто в ударе?

Глава 38

Он вскоре забыл об инциденте и был удивлен, когда на следующее утро к нему явился гвардейский офицер в чине майора, представился и сказал, что он прислан тайным советником Маратиным для вопроса о предстоящей дуэли.

Засядько посерьезнел. Тайный советник – очень высокий чин, в армии равен генералу, так что дуэль будет равная. Понятно и как Маратин ненавидит его, ибо майор даже и не заикнулся о примирении.

«Интересно, – подумал Засядько, – что, если бы я предложил принести свои извинения? Принял бы Маратин? Или месть ослепила настолько, что жаждет пролить кровь в любом случае?»

– Как вызванный на дуэль, – говорил между тем майор, – мой подопечный имеет право выбора оружия. Он предпочел шпаги…

«Надеется, что со шпагой у молодости больше преимуществ, – понял Засядько. – Что ж, верно. Только не знает, что я сейчас почему-то сильнее и ловчее, чем был двадцать лет тому. Или, по крайней мере, равен тому безрассудному герою штурма Мантуи».

– Шпага так шпага, – сказал он. – Возражений нет.

– Теперь о месте…

– Да подберите сами, – бросил Засядько, – я заранее согласен с вашим выбором.

Он чувствовал себя глупо. На дуэлях за всю бурную жизнь почти не дрался, две-три не в счет… или пять, и не помнил точно, ибо жизнь шла под свист пуль и рев ядер, рубил саблей с коня и пешим, стрелял в людей, захватывая их батареи и отстаивая свои, тут счет был бы не на единицы, но вести счет на войне безнравственно и аморально, не утки падали наземь под его выстрелами!

– Я знаю одно уединенное место за городом, – сказал майор, кланяясь. – Близко, дорога отменная, и ехать не больше получаса!

– Отлично, – согласился Засядько кисло, – я бы не отказался и от места за десять минут от города.

– Увы, слишком много гуляющих… И усадьбы начинают строить за городом.

– Против моды не попрешь, – вздохнул Засядько. – Передайте, что я согласен. А секунданта я подберу сегодня же.

– Тогда назначим на завтра?

– На завтра, – согласился Засядько.

– Имею честь откланяться!

– До завтра.

Маратин шел, задумавшись, когда услышал быстро приближающиеся шаги. В его сторону шел, держа его взглядом, Васильев, один из высших офицеров Генштаба. Они были бегло представлены когда-то на каком-то вечере, с того времени никогда не встречались, не разговаривали, инстинктивно чувствуя антипатию друг к другу, и теперь Маратин удивился, когда Васильев остановился рядом с ним:

– Граф, вы попали в неприятную ситуацию.

Голос Васильева был сочувствующий. Маратин поморщился:

– А вам какое дело?

– Есть дело.

– Какое все же?

Васильев оглянулся по сторонам, еще больше понизил голос:

– Засядько – первая шпага армии. Во всей Российской империи не найдется человека, который бы виртуознее владел оружием. Будь то шпага, сабля, пистолет или просто кулаки.

– Похоже, – буркнул Маратин с неприязнью, – вы все деньги поставите на него.

Васильев криво улыбнулся:

– Поставлю. Но я очень хотел бы, чтобы победили вы.

– Почему?

Васильев прямо посмотрел в глаза молодого графа:

– У меня с ним личные счеты.

– Ого! Приятно, что не я один.

Голос Васильева стал хриплый от сдержанной ярости. Маратин вдруг увидел всю глубину ненависти, обуревавшей этого человека.

– У меня тоже должна была быть с ним дуэль… Но это случилось двадцать лет тому. Он уже тогда был первой шпагой Российской империи, лучшим стрелком и наездником. У меня не было шансов. И я…

– Догадываюсь, – сухо сказал Маратин.

– У меня не было шансов! – повторил Васильев затравленно. – Я отступил… Нет, я не стал извиняться, но я срочно перевелся из части, а мы были в победоносных войсках Суворова в Италии… Перевелся я в холодный Петербург. Родня и благожелатели говорят, что здесь я лучше устроил свою карьеру, но я-то знаю, что с того дня мой дух был сломлен. Я впервые отступил, и с тех пор моя жизнь стала сплошным отступлением. Хотя со стороны казалось, что я поднимаюсь по ступенькам карьеры! Я каждый день просыпался с ощущением поражения. Мои дни были отравлены, и я в горячечных мечтах всегда побеждал его на дуэли, сбрасывал с высоких башен, топил в бушующем море, растаптывал конем… Увы, это были только мечты. Сладкие, но несбыточные. А вредить ему я мог только по мелочам. Такое пакостничество, мелкое и жалкое, еще больше унижает меня и точит душу! Но вот вы сейчас, если не откажетесь от дуэли…