– Угадал.
Али-паша досадливо ударил кулаком по луке седла:
– То-то ты дрался так… знакомо. Ну да ладно. Надеюсь, всемилостивейший Аллах мне простит, что я поставил на тебя… хотя и сомневался. А так как все ставили на Абдуллу, то я выиграл у всех…
– Деньги что, – сказал Засядько, – зато они еще раз убедились, что ты пашой стал не зря.
– Потеряв деньги, – засмеялся Али-паша, – все умнеют! И я умнел… Только я умнел быстрее других. Ты прав, больше уважать будут. Женщина твоя.
Он повернул коня, поехал прочь. Засядько отдал ятаган хозяину, тот сказал со смешанным чувством:
– Хоть я проиграл десять монет, зато буду рассказывать, что моим ятаганом убит могучий Абдулла Емельбек, которому не было равных!
Он вскочил на коня и, гикнув люто, пустил его галопом догонять отряд. Кэт, трепещущая и запуганная, протиснулась к Засядько. Оля наконец сумела перебраться к нему на руки, тут же обняла за шею, запечатлела жаркий поцелуй на щеке. Кэт прошептала:
– Господи, Саша… Вы так рисковали!
Она дрожала и отводила взор от обезглавленного тела в луже крови. Афонин, улыбаясь как крокодил, подал шпагу. «Спрошу позже, – решил Засядько. – Похоже, все-таки ставил на меня. Ишь, довольный! Да, наверное, лояльность моих солдат не позволила ставить на янычара. У русских стадность выше личной выгоды».
– Где барон? – поинтересовался он сухо.
Кэт зябко повела плечами. Платье на груди было изорвано, на белой нежной шее виднелись кровоподтеки.
– Не знаю… Когда эти ужасные люди ворвались в дом, боюсь, я потеряла сознание. Когда очнулась, меня уже тащили на улицу. Зигмунда я больше не видела.
– Значит, он мог остаться жив?
– Не знаю, – прошептала она, – я ничего не знаю…
Оля поерзала, умащиваясь, чмокнула его в щеку, голосок был серьезным:
– Ты помнишь, что я выйду за тебя замуж?
Он легонько шлепнул ее по оттопыренной попке:
– Конечно-конечно. Но чуть подрасти сперва… Кэт, вы не тревожьтесь раньше времени. Я сейчас пошлю людей искать барона. Здесь не такой уж и большой городишко, корабли еще отчалить не успели. Мы все обыщем!
В ее больших и все еще прекрасных глазах были мольба и отчаяние. Слезы блестели, губы распухли и вздрагивали. Малышка прижалась щекой, счастливо посапывала. Ее крохотные пальчики были нежные и теплые.
Странно, ненависти к Грессеру уже не было. Оставалась только жалость к Кэт, ее нелепой неустроенности. Прав был Афонин, им бы ехать за колонной русских солдат, но Грессер тогда стегнул коней и умчался. Даже если понимал, что советуют для его же пользы, но это как раз могло разъярить еще больше. Мужчины легко выносят ненависть, злобу противника, но страдают, если их жалеют.
Он роздал деньги, Афонин взял с собой двух солдат, Праскуринов тоже двух, примчался Куприянов и тоже предложил свою помощь, так что он в конце концов остался только с Кэт, да еще маленькая Оля не возжелала слезать с его рук.
– Я вас отправлю на корабль, – сказал он настойчиво. – Там вы будете в безопасности!
Кэт подняла на него благодарные глаза:
– Но разве это возможно?..
– Капитан корабля уже и так нарушил кое-какие правила. Правда, женщина на борту…
С фрегата уже спустили десантную шлюпку, весла дружно взбивали волны. На носу шлюпки стоял Баласанов, как всегда элегантный, красивый, подтянутый, будто собрался на бал в столице. Еще издали помахал рукой, а когда шлюпка с размаху заскрипела по мокрому песку, прыгнул, ухитрившись избегнуть волны, подошел к Засядько, но глаза его с восторгом были устремлены на Кэт.
– Дорогая Кэт, – сказал Засядько, – позволь представить моего друга Эдуарда Баласанова, капитана этого красавца фрегата… Без его помощи я не смог бы вытеснить Али-пашу из Превезы.
Баласанов поклонился, нежнейшим образом поцеловал руку Кэт:
– Я весь к вашим услугам!
– Эдуард, – сказал Засядько, – пока мои люди ищут ее пропавшего мужа, ты приютил бы ее как-нибудь? Она с дочерью.
Баласанов обратил взор на малышку. Та, обнимая Засядько за шею, объявила важно:
– Я выйду за него замуж.
– Конечно, – восхитился Баласанов, – как же могло быть иначе? Я ни минуты не сомневаюсь. Поздравляю вас, барышня, вы сделали недурственный выбор.
Малышка подумала, сказала очень серьезно:
– Я его люблю.
– А вот это опасно, – предостерег Баласанов. – Безопаснее любить шторм! Александр, я пошлю матросов подготовить какой-нибудь дом для Кэт. Там, в безопасности, можно ждать результатов. Я оставлю двух матросов для охраны.
Все-таки не решился взять женщину на корабль, понял Засядько. Просвещенный аристократ, но то ли в приметы верит, то ли обычаев придерживается. Ладно, худшее позади. Кэт дрожит, но вынесла все стойко, малышка даже не успела испугаться.
Он передал ее на руки Кэт, уже там потрепал по пухлой щеке:
– Ты очень храбрая девочка!
– Я не храбрая, – заявила она.
– Но ты же не испугалась разбойников?
– Нет, конечно, – удивилась она. – Я знала, ты придешь и всех нас спасешь!
Баласанов удивленно посматривал то на малышку, то на Засядько. Потом в глазах появился хитрый огонек, он перевел понимающий взор на Кэт. Испуганная и трепещущая, она по-прежнему выделялась редкой аристократической красотой, что видна и без косметики, пышных одежд и затейливых причесок.
– Да, – согласился он, – такой спасет! Догонит и еще раз спасет. Дорогой Александр…
– Дорогой Эдуард, – прервал Засядько, догадываясь, что тот хочет сказать, – я прослежу за поисками барона, а ты, будь так уж добр, позаботься о безопасности нашей соотечественницы!
Он поклонился и поспешно удалился, не желая видеть глаз Кэт, в которых появилось странное выражение. Баласанов учтиво поклонился прекрасной соотечественнице, хотел было взять малышку на руки, та не пошла, насупившись смотрела вслед Засядько. В глазах ребенка было не по возрасту мудрое выражение.
Грессера отыскали не скоро, но тот был жив, хотя избит сильно. Впрочем, как и остальные пленники, которых уже приковали к веслам. Гордый барон не пытался стать героем, тем самым сохранил жизнь.
Его выкупили за две серебряные монеты. За козу давали три, за корову – шесть, так что спасение Грессера не потребовало героических усилий и не легло тяжелым бременем на его кошелек.
Грессеры с дочерью поплыли на шлюпке к большому торговому судну, а фрегат с десантом медленно отошел от берега и двинулся в глубь архипелага.