— Неужели ты действительно в это веришь?
— Верю, ради их блага. — Она улыбнулась, продолжая его обнимать. — Ты можешь это сделать. Ты выдержишь.
— Ты всегда в меня верила.
— Конечно! — Она усмехнулась. — И я буду рядом и поддержу тебя. И принесу тебе чего‑нибудь выпить.
— Знаешь, кто ты, Хлоя?
— Хороший друг, — ответила она.
Она была для него не просто хорошим другом, но он кивнул:
— Самый лучший друг. И ты всегда с достоинством выходишь из сложных ситуаций.
Она фыркнула в ответ на его комплимент:
— Не стоит ожидать от меня слишком многого. Тебе, возможно, придется нести меня на руках. Я уже почти изувечила ноги этими туфлями, а вечер только начинается.
Минуту назад Саймон желал, чтобы этот день поскорее закончился. Он желал оказаться где угодно, только не в этой причудливой церкви в Коннектикуте, где предстояло стать свидетелем очередной попытки отца создать прочную семью.
Но теперь, когда Хлоя рядом с ним, предстоящий вечер казался Саймону многообещающим.
— Я не могу сидеть во главе стола, — процедила сквозь зубы Хлоя и неуверенно улыбнулась, когда Саймон подвел ее к ее месту.
Невеста не выглядела довольной таким поворотом событий, что неудивительно. Симметрия во главе стола — жених, невеста, шафер и подружка невесты — была нарушена, официанты поспешно ставили столовые приборы для Хлои, которая должна была сесть рядом с Саймоном.
— Вне сомнения, ты можешь, — сказал ей Саймон.
— Я не член семьи.
— Ты будешь почетным гостем. Будучи шафером, я имею право так поступить, и ты об этом знаешь. — Они подошли к столу, и он отодвинул для нее стул. — Это одна из моих привилегий.
— Неправда. — Она изо всех сил старалась сохранить серьезное выражение лица.
— Правда. По крайней мере, в моем случае. Слушай, когда я согласился выступить в роли шафера после разговора с тобой, папа сказал, что обязан мне. — Саймон уселся на стул рядом с ней. — Ну, вот он и выплачивает долг.
Хлоя взглянула через стол на пристально смотрящих на нее молодую невесту в белом и подружку невесты в платье из зеленовато‑желтой тафты.
— Невеста не очень счастлива.
— Она привыкнет. В браке с моим отцом она будет часто несчастна, — сказал он.
— Саймон, сегодня ее праздник.
— Я произнесу речь в ее честь, — произнес он. — Это ее вдохновит.
Его слова застигли Хлою врасплох. Она удивленно моргнула:
— Когда ты успел написать речь?
Каждую секунду между свадебной церемонией в церкви и началом банкета фотограф‑перфекционист не переставая фотографировал невесту. Невеста, держащая цветы перед собой. Невеста, держащая цветы слегка в стороне. Невеста, нюхающая цветы. Невеста, хлопающая в ладоши, как дрессированный тюлень. Казалось, фотосессия будет длиться вечно. Слава богу, Хлоя сидела на церковной скамье и смогла на время снять туфли, хотя надеть их снова оказалось нелегко, ибо ее ноги опухли.
— На самом деле я не готовил речь. Но я помню отрывки из торжественных речей тех шаферов, которые выступали на прошлых свадьбах моего отца. — Он пожал плечами и потянулся за бокалом воды. — Пришлось изменить имена и даты, добавить пару личных историй, о которых никто ничего не слышал, — вуаля! Тост будет сладким, как сахар.
— Саймон, я не шутила, когда говорила, что… — «Хм, как зовут невесту: Бетани? Бриттани? Бранди?» — Сегодня ее день, — произнесла Хлоя.
— Называй ее «милой», — предложил Саймон, подмигнув Хлое. — Или малышкой.
Его сарказм в данном случае был объясним. Невеста была очень молода. На самом деле Хлоя не была уверена в том, что невеста достигла совершеннолетия и ей позволено употреблять шампанское.
— Она впервые стала невестой, — заговорила Хлоя. — Она влюблена. Она мечтала об этом дне в течение долгого времени, строя планы, выбирая цвет и форму свадебного торта. Под ее кроватью, вероятно, хранится полдюжины вырезок из журналов с фотографиями свадебных платьев, которые она собирала долгие годы.
Саймон сдвинул брови.
— Не бери в голову, — сказала Хлоя. — Я хочу сказать, что не следует портить нынешний торжественный момент только потому, что ты сердит на своего отца.
— Он сам все испортит. Не сегодня, но однажды он разрушит их брак, — ответил Саймон. — Он неисправим.
— Пусть поступает так, как ему хочется. Но ты не должен портить торжество.
Саймон ничего не сказал. Мгновение он теребил ручку своей суповой ложки, затем постучал ею по бокалу с водой. Звон бокала привлек внимание гостей за столом. Гости затихли.
Саймон кивнул Хлое, потом взглянул на отца:
— Эй, ты, случайно, не забыл, что должен поцеловать свою невесту? — Наклонившись к Хлое, Саймон произнес: — Ты только что стала свидетелем истинной снисходительности под давлением. Только тебе удается выявить у меня лучшие качества.
Через некоторое время Саймон провозгласил тост. Тост был простым и красноречивым, хотя не совсем искренним. Но о последнем знала только Хлоя.
Вместо того чтобы заниматься плагиатом тостов, которые произносили шаферы его отца на прошлых свадьбах, Саймон произнес следующее:
— Кто‑то однажды сказал мне, что любовь — дар, который нужно беречь. В то время я был ребенком, и не думаю, что до конца понял смысл этих слов. Но теперь я взрослый и знаю: эти слова правдивы. — Он поднял бокал. — За невесту и жениха и за то, чтобы им удалось сберечь свою любовь!
Гости повторяли его слова, послышался звон бокалов.
— Я горжусь тобой, — прошептала Хлоя, когда Саймон вернулся на свое место.
— Ты должна мной гордиться. И спасибо за поддержку.
Она нахмурилась:
— Ты однажды уже благодарил меня за поддержку — сразу после того, как от твоего отца ушла Кларисса.
Ах. Его первая мачеха и единственная женщина, которая относилась к нему как настоящая мать. Хлоя вспомнила, как Саймон поклялся тогда, что никогда больше никого не полюбит и никому не будет доверять. Хлоя сказала ему, что это несправедливо, только она была не так красноречива.
Хлоя говорила ему тогда:
— Это как шоколад. Я люблю шоколад. В прошлом году, когда у меня было расстройство желудка, меня стошнило шоколадкой, которую я съела. Если бы я стала отказываться от шоколада из‑за этого неприятного случая, то многого бы себя лишила.
— Ну и дела, тебе следовало бы работать в компании по производству поздравительных открыток, — ответил он сухо.
Но оба рассмеялись.