Я покорно отправилась в указанном направлении. Бесстрастное зеркало отразило странную женщину, явно страдающую умственным расстройством – в губе колечко, а на шее, как раз на самом видном месте, там, где у мужчин кадык, красуется черт с гипертрофированным детородным органом.
– Катастрофа, – пролепетала я.
– Не бойся, – веселилась Лизавета, – вымоешь шею с мылом, и все.
Я слегка успокоилась и потянулась к мочалке, но тут раздался звонок в дверь. Недоумевая, кто бы мог заявиться в такой час, я глянула в «глазок» и увидела седовласого импозантного мужчину в дорогом велюровом халате и домашних тапочках. Его лицо показалось мне знакомым, я не раз встречала этого типа в лифте, во дворе и у почтовых ящиков.
– Разрешите представиться, – пробасил нежданный гость, – я ваш сосед из квартиры снизу.
– Очень приятно, – произнесла я.
– Извините за беспокойство в столь поздний час…
– Ничего, ничего.
– Очень неудобно поднимать вас с постели.
– Я не сплю.
– Право, я никогда бы не решился зайти…
О господи, ну и зануда, когда же он наконец скажет, зачем явился! Но сосед продолжал расшаркиваться и раскланиваться.
– Просто невероятно, как я осмелился, почти ночью…
– Вам сахару, соли или хлеба?
– Зачем?
– Ну, я подумала, у вас кончились продукты, и вы заглянули попросить что-нибудь!
– О нет, конечно! Еще раз извините, но на голову капает.
Я тяжело вздохнула, только сумасшедших нам тут не хватает. Стараясь говорить ласково, как доктор беседует с психопатом, и помня, что с умалишенным ни в коем случае нельзя спорить, я пролепетала:
– Простите, но у вас волосы сухие, и потом, мы находимся в помещении – снег идет на улице.
Мужчина поднял руки:
– О, извините, я неверно выразился, капает у меня на кухне с потолка, может, вы случайно забыли закрутить кран?
Я развернулась и полетела в кухню. Картина впечатляла: из мойки хлещет, на полу почти десятисантиметровый слой воды. В импровизированном бассейне плавают забытые Кирюшкой тапки, собачьи миски и программа телевидения. Хорошо еще, что от коридора кухню отделяет довольно большой порог и вода пока не вырвалась в другие помещения.
– Ира, Кирюша, Лиза! – завопила я, как ненормальная, кидаясь в туалет за ведром и половой тряпкой. – Сюда, скорей!
– Я помогу, – суетился профессор, – я умею!
– Лучше сразу бы сказали, что случилось, а не мямлили на пороге!
– Прикол! – заорал Кирюшка. – Наводнение!
– Хватай черпак и набирай ведро, – велела я.
– Но у меня на ноге антрекот, – возразил ленивый мальчишка.
– Лангет! – рявкнула я. – Лангет, а не антрекот, надевай резиновые сапоги – и вперед.
– Где они?
– В шкафу.
Кирюша кинулся в прихожую, запнулся о нервно скулящую Рейчел и с ужасающим звуком рухнул на пол. Мы с профессором побросали черпаки и кинулись к нему.
– Я, кажется, сломал левую ногу, – верещал мальчик, – ау, ау…
Поднялся невыносимый гвалт. Кошки, отрезанные водой на кухне, сидели на обеденном столе и выли нечеловеческими, вернее, некошачьими голосами. Рамик метался от двери к Кирюшке и назад, Муля и Ада вертелись под ногами, словно трехлитровые банки, покрытые шерстью. Жаба Гертруда, всегда апатично проводящая дни в аквариуме, при виде огромного количества воды совсем сдурела и начала квакать. Я никогда не думала, что скромная лягушка, размером чуть больше детского кулака, способна на подобные звуки! В какой-то момент Гертруда подпрыгнула, снесла у своего «дома» крышку и, плюхнувшись в воду, принялась, быстро-быстро перебирая лапами, плавать между ножками стола. Иногда жаба оглушительно чихала, очевидно, ей не нравился вкус «Фери», открытая бутылочка которого опрокинулась на пол. Увидав заплыв Гертруды, кошки на секунду заткнулись, но через пару секунд стали издавать уже не звуки, а хрипы.
– Сумасшедший дом! – взвизгнула Ира. – Да закройте вы кран наконец. Ты, Лампа, тоже хороша! Ну какого черта хвататься за черпак, если краны не закрыты.
Конечно, она была права. Я пробралась в кухню, завернула оба крана, выудила из воды ошалевшую от счастья жабу и выкинула беснующихся кисок в коридор. На пороге возникла Ирина с горой грязного постельного белья. В связи со всеми происшедшими событиями мне было недосуг стирать, и бачок переполнился окончательно. Увидав ее толстенькую фигурку, почти скрытую пододеяльниками и простынями, я не выдержала:
– Меня ругаешь, а у самой крыша поехала! Ты что, замочить бельишко хочешь, чтобы вода зря не пропала?
Не говоря ни слова, Ира начала бросать на пол белье. Жидкость моментально впитывалась.
– Чего с черпаком бегать, – пояснила Ириша, – небось вниз уже на два этажа стекло. Сейчас простыни воду заберут, мы их на балкон вынесем, выжмем и развесим – все равно стирать. Лизка, иди сюда!
Девочки принялись таскать белье на лоджию, я только хлопала глазами, они оказались сообразительней меня.
– Мальчика надо срочно везти в больницу, – сообщил профессор.
– Сейчас оденемся, – ответила я, – и возьмем такси.
– Осмелюсь предложить свои услуги, – сказал сосед.
Мы втиснулись всей компанией в его «Ниву» и покатили в Филатовскую. Охранник пришел в полный восторг:
– О, парень, опять ты! Купи уж сразу месячный абонемент!
Он даже разрешил нам подъехать на машине прямо к корпусу с табличкой «Травматология».
– Вы у нас свои, – пояснил секьюрити, поднимая шлагбаум, – это другим нельзя, а вам – с милым сердцем.
– Вы здесь работаете? – поинтересовался у меня профессор, паркуя машину.
– Нет, я сюда Кирюшку вожу с травмами.
– Часто?
– За последние десять дней третий раз.
Неизгладимое впечатление произвела наша компания и на тех, кто ждал приема. При виде двух девочек, выкрашенных во все цвета радуги, одна мамаша дернула свою дочь за руку:
– Сядь здесь.
– Почему? – заныла та.