– А откуда про меня узнали?
– Я преподаю в школе биологию, в одиннадцатом классе у меня учится девочка, Ира Ремешкова, она и рассказала про вашу коллекцию…
– Ага, – буркнул Леня и уставился на меня в упор.
В комнате стояла невыносимая жара, голова у меня под шапкой вспотела и немилосердно чесалась. Впрочем, тело, обмотанное полотенцами, чувствовало себя еще хуже, наверное, лицо у меня приобрело радующий глаз здоровый оттенок зрелой свеклы.
Внезапно Дубовский поинтересовался:
– Вам не душно?
Я покачала головой, кажется, сейчас упаду в обморок. Леня внезапно встал, быстро запер дверь, ключ сунул к себе в карман, потом подскочил ко мне и осведомился:
– Дорогуша, а Ирина Ремешкова не предупреждала вас об опасности?
– О какой? – пискнула я, чувствуя, как по спине между лопатками стекают струйки пота.
Коллекционер положил мне на плечи тяжелые руки и сообщил:
– Я страшный развратник, обожаю пухленьких, потных, глупых учительниц биологии, ничего не понимающих в бабочках. Ну-ка, кисонька, разденемся для начала!
Ловким движением он сорвал с моей головы шапочку и уставился на спутанные русые пряди. Потом вновь ухватил за плечи и приблизил свое лицо к моему. Я попыталась отшатнуться, но тщетно – бывший милиционер, как бульдог, обладал мертвой хваткой. Он наклонился совсем близко к моему лицу, два его глаза слились в один, в нос мне ударил аромат хорошего мужского одеколона, качественного коньяка и чего-то сладкого, похожего на ваниль. Я вдохнула смесь запахов, и свет померк.
– Вам лучше? – поинтересовался женский голос.
Я открыла глаза. Так, лежу на кожаном диване, а рядом стоит приятного вида женщина с дурно пахнущим пузырьком в руках.
– Уберите нашатырь, у меня на него аллергия.
– Простите, я не знала, – вежливо ответила дама.
– Иди, Ольга, – прозвучал бас, и я увидела Дубовского.
Оля моментально испарилась, я попыталась сесть и тут поняла, что произошла катастрофа. Юбка расстегнута, кофта тоже… Машинально я прикрылась руками. Леня хмыкнул:
– Не бойтесь, никакой я не насильник, да и вы не в моем вкусе, терпеть не могу тощих селедок.
– А мне не по душе мужчины, похожие на генерала Лебедя, – не осталась я в долгу.
Дубовский засмеялся:
– Дура! В другой раз, когда решишь прикинуться любительницей бабочек, хоть чуть-чуть предмет изучи, цирк да и только. А уж разоделась!
– Значит, вы меня сразу узнали?
– Нет, – веселился галерейщик, – только после того, как Ольга тебя умыла и шмотки сняла. А до этого я, грешным делом, решил, что за понты такие корявые – учительница биологии! Ну так зачем явилась, Борька подослал?
– Какой?
– Простой! Лямин.
– Нет.
– Тогда кто?
– Никто.
– Ой-ой-ой, только не начинай снова про любовь к бабочкам, – заржал Леня, – не поверю!
– А что ты мне сделаешь? – поинтересовалась я. – Прикуешь к батарее и начнешь лупить шлангом по почкам?
Леня в сердцах сплюнул.
– Да я никогда баб не трогал, даже таких дурных, как ты! Ну, кто тебя нанял за мной следить?
Я посмотрела в его злое лицо и неожиданно сказала правду:
– Я больше не работаю в «Алиби».
– Что так?
– Агентство перешло в другие руки, хозяин погиб и…
– Тебя, как лучшую сотрудницу, выгнали, – захихикал Дубовский, – ну, а я зачем понадобился?
В своей жизни я не раз совершала глупые поступки, частенько попадала впросак, а пару раз в совсем уж отвратительные ситуации, но иногда в моей душе просыпается невероятная, звериная интуиция. Так лиса, спасающаяся от охотников, инстинктивно находит единственно правильное направление для бега – несется в ту сторону, где егерь забыл поставить человека с ружьем… Так отчаявшийся волк неожиданно для всех совершает невероятный для зверя поступок – подныривает под веревку с красными флажками и растворяется в чаще леса. Внезапно я почувствовала, что Леня Дубовский ни при чем, ну не трогал он ни Жанну, ни Сеню… Я даже не успела обдумать пришедшую в голову мысль, как мой рот мгновенно открылся и я брякнула:
– Меня наняли найти настоящего убийцу.
– Кто?
– Ее муж.
– Который? Ясно, что не Лямин, так кто?
– Господин Гвоздь.
Леня присвистнул.
– Ну, влипла ты, кисонька, по самую маковку. Этот субъект страшно не любит, когда что-то нарушает его планы. Знаешь, за что он столь славную кличку приобрел?
– Нет.
– Дело давнее, – вздохнул Леня. – Паренек на зоне попал по недоразумению в отряд к крутым мальчикам. Обычно стараются осу?жденных…
– Осужде?нных, – машинально поправила я.
– Что? – удивился Леня.
– Ну, ты сказал осу?жденных, а правильно – осужде?нных, ударение не там ставишь, не на «у», а на «е» надо.
Дубовский круглыми глазами уставился на меня, потом, ни слова не говоря, включил чайник, вытащил банку дорогущего, совершенно недоступного мне колумбийского кофе «Амбассадор», выставил набор конфет «Синий бархат» и сообщил:
– Это из меня бывший ментяра вылез, а ты подметила. В легавке все говорят – осу?жденный, сленг такой! Но я никак в толк не возьму – ты явилась за чистоту русской речи бороться или дело узнать?
– Дело узнать!
– Так слушай молча, тоже мне Бархударов и Крючков в одном флаконе.[2] Тебе с сахаром?
– Только без цианистого калия, пожалуйста!
Леня крякнул и поинтересовался:
– Хочешь глотну из твоей чашки?
– Буду очень благодарна, только слюни туда не пускай!
Дубовский отхлебнул кофе и протянул мне стакан.