— Поля, может, ты потом прессу почитаешь? — подружка потянула меня за руку. — Одной информацией сыта не будешь.
— Подожди. — Я наконец-то нашла то, что искала. — Не понимаю, почему Михалыч так возмущался? Тут о Лехе всего-то пара строк. Как Чурков их вообще нашел? Иванов же наверняка ждал развернутого интервью с фотографией, а тут — такой облом!
— Поля… — Нечаева дернула меня за рукав.
— Все, Алина, идем за продуктами. — Я убрала газету в сумку.
Правильно психологи советуют: если хотите сэкономить, берите в торговый зал не тележку, а корзинку. Почувствовав, что она становится все тяжелее и тяжелее, вы уберете из нее все лишнее и впредь будете брать только то, что вам действительно необходимо. Нечаева ходила с тележкой между прилавками и опускала в нее все без разбора, не чувствуя, насколько увесистыми становятся будущие покупки. Причем не только в килограммах, но и в рублях. Впрочем, оплачивать все эти баночки, коробочки и пакетики предстояло мне, Алина была на мели, что случается с ней довольно часто. Тележка наконец наполнилась доверху, и моя подружка свернула к кассам. Мы стояли в очереди, когда мне позвонила Петина.
— Полина, здравствуй! Я все жду, когда ты объявишься, но ты почему-то молчишь. — В голосе журналистки прозвучал откровенный упрек. — Пришлось самой тебя разыскивать.
— Света, я как раз собиралась тебе позвонить…
— Ладно, поверю. Только тут такое дело… Иванов мне сегодня звонил и спрашивал, когда будет опубликовано интервью с ним. Полина, может, все-таки запустить его в тираж? — попросила у меня разрешения Петина.
— Ни в коем случае!
— Тогда плата возрастает. — Светлана назвала цифру, пояснив: — Не опубликовать ожидаемый материал стоит дороже, чем опубликовать заказную статью.
— Ну у вас и расценки!
— Сама знаешь, молчание ценится на вес золота.
— Ладно, я тебя услышала. Ты где сейчас находишься? — уточнила я.
— В редакции.
— Хорошо, я к тебе подъеду в течение получаса.
— Жду. — Светка отключилась.
— Только не говори, что мне надо оставить половину этого, — Алинка кивнула на тележку, — здесь!
— Сейчас посмотрим. — Я достала кошелек, дабы оценить его содержимое. По моим прикидкам, налички должно было хватить и для того, чтобы купить продукты, которые Нечаева начала выкладывать на транспортерную ленту, и для того, чтобы расплатиться с Петиной.
— Ну что там у тебя? — Алинка без всякого стеснения засунула нос в мой кошелек.
— Все нормально, — успокоила я подружку. — На обратном пути заедем в редакцию.
— Как скажешь.
Расплатившись со Светкой, я села в «Мини Купер» и обратилась к Алинке, жевавшей свежий круассан:
— Давай заскочим еще в одно место.
— Куда?
— Это недалеко отсюда. — Я назвала адрес. — Понимаешь, мною овладел стокгольмский синдром. Хочу вернуться на место преступления, в смысле, во двор дома, где живет Перфилов.
— Понятно, — кивнула Нечаева. — А мне вот интересно, почему глава Горовской районной администрации проживает не в элитном коттеджном поселке, не в какой-нибудь крутой новостройке, а в самой обыкновенной пятиэтажке?
— Не такая уж она и обыкновенная. В советское время в ней жила исключительно партийная элита нашего города. Там высокие потолки, огромные, даже по современным меркам, кухни.
— А ты откуда знаешь? — удивилась Алинка.
— А в этом доме Ольга Николаевна, наша училка по истории, жила. Разве ты ни разу не ходила ее навещать, когда она лежала дома со сломанной ногой?
— Я? Ольгу Николаевну? Ты что, с ума сошла! У меня же с ней конфликт был, — напомнила мне Нечаева. — Пока она болела, Олег Иваныч мне одни пятерки ставил… А эта стерва вышла — и вновь взялась за старое…
— Алина, не продолжай! Ольга Николаевна умерла, а о мертвых, сама знаешь, говорят либо хорошо, либо — никак.
— Значит, никак!
Когда мы зашли во двор, я сразу же обратила внимание, что «Опеля» там нет, а потом заметила у дальней парадной какую-то толпу.
— Алина, давай-ка послушаем, что там так активно обсуждают, — предложила я подруге.
Мы подошли поближе и услышали:
— Нет, я сама этого не видела, мне Наталья Федоровна из сорок восьмой квартиры рассказывала. У нее с балкона все хорошо просматривается.
— И что же она увидела? — поинтересовалась только что подошедшая к толпе женщина лет пятидесяти.
— Никиту, сына Александра Фомича, вывели в наручниках из парадной и усадили в полицейскую машину.
— Что же он натворил?!
— Неизвестно.
— Как это — неизвестно? — вмешалась в разговор худощавая старушка. — Он полицейского избил! У одного сержанта воо-от такой синяк на скуле был. Ясно, что это Никита его так приложил. Он ведь с моим Ванькой боксом когда-то занимался.
— Погоди, Лексевна, — перебила ее женщина. — Я вполне допускаю, что Перфилов-младший мог ударить одного из полицейских. Не возьму только в толк: зачем они к нему пришли? Что он натворил?
— А вот этого никто не знает!
— Я знаю, — сказал вышедший из парадной подтянутый старичок, — точнее, догадываюсь.
— Говори, Борисыч, не тяни, — попросили его женщины.
— Если учесть, что сначала полицейские машину перфиловского сынка осматривали, а потом увезли ее отсюда, похоже, на штрафстоянку, то напрашивается вывод: Никита кого-то сбил!
— Ну и дела! Родители из-за границы вернутся, а тут такое несчастье…
— Петровна, не причитай! Никита давно нарывался. Сколько раз ему говорили, чтобы он не гонял по двору на полной скорости! Здесь же не загородная трасса! Тут дети гуляют. А он как вывернет из-за угла, только успевай отскакивать!
— Правда-правда, я сама сколько раз такую картину наблюдала…
— Вы как хотите, а мне все равно его родителей жалко. Они такие люди хорошие! Я вот к Александру Фомичу в прошлом году обращалась с просьбой, — вспомнила Петровна, — так он меня выслушал и помог.
— Это перед выборами, наверное, было? — предположила женщина, с виду — самая молодая из местных жительниц.
— Ну и что?
— А то! Перед выборами все перед народом пляшут. Вы, Клавдия Петровна, сейчас к Перфилову на улице попробуйте подойдите, так он с вами даже разговаривать не станет. Я слышала, он деньги, которые район выделил на строительство квартир для сирот, на пару с Телегиным прикарманил!
— Если бы прикарманил, его бы тоже судили, а не отправили за границу обмениваться опытом, — попытался защитить Перфилова-старшего Борисыч.