* * *
Когда Гурон вернулся, Чапов был уже дома. Он посмотрел на Гурона скептически, спросил:
– Хорошо погуляли?
– Нормально.
– Может, чайку попьем?
Сели в кухне. Чапай поставил на плиту чайник, щелкнул клавишей старого магнитофона, по шестиметровой кухоньке поплыл голос Окуджавы.
– Ну, как тебе Наташа? – спросил Чапай.
– Думаю, Валька вытащил счастливый билет, – сказал Гурон. – У нее глаза светятся, когда она на Вальку смотрит.
– Он тоже как на крыльях парит… может, дернем по каплюхе за счастье молодых?
– По каплюхе можно.
Чапов распахнул дверцу холодильника, достал бутылку, открытую банку кильки и полузасохший кусок сыра.
– Извини, – сказал Чапай, кромсая сыр ножом, – с закусоном нынче напряг.
– А с чем нынче не напряг?
– Со всем напряг… со жратвой, с сигаретами, с мылом, стиральным порошком. Только вот с этим, – Чапай щелкнул по бутылке, – полный ажур.
– Спирт?
– Он и есть. В порт каждый день приходят пароходы, набитые этим добром под завязку. На разгрузку – очередь. Таможня взятки берет – мама, не горюй!
– Как же так, Саша? Ведь на спиртное существует госмонополия.
– Существовала, Индеец. Гайдар и его команда объявили свободу предпринимательства.
– Ну и как на свободе-то?
Чапов разлил разведенный спирт по стопкам, ответил:
– А как Паганель давеча спел: "…и теперь на свободе будем мы воровать!" Теперь в каждом подвале – биржа, в каждой общаге – банк. Каждый первый – дилер, каждый второй – брокер… ну, давай дернем за жениха и невесту.
Чокнулись, выпили, закусили килькой.
– Значит, процветает свободное предпринимательство? – спросил Гурон.
– Ага, цветет и пахнет… благоухает. На уровне натурального хозяйства: я тебе вагон тушенки, ты мне – контейнер телевизоров. Для солидности обзывают всю эту мышиную возню словечком бартер.
– Сильно, – бросил Гурон.
– Еще как… но верх совершенства, когда один продает накладную на несуществующий товар, а другой расплачивается фальшивой платежкой.
– И так бывает?
– Сплошь и рядом. Все эти "биржи" и "банки" как раз для этого и создаются… а заправляют в них либо братаны, либо вчерашние партийные и комсомольские князьки.
– Это и есть "свобода предпринимательства"?
– Ага… сначала кидают друга, потом начинаются стрелки-терки-разборки. Со стрельбой, со взрывами. Но это – помяни мое слово – только начало. Скоро начнется серьезная приватизация – приватизация заводов, шахт, нефтепромыслов… вот тогда начнутся настоящие войны.
Гурон щелкнул зажигалкой, прикурил и задал вопрос:
– Ты-то чем сейчас занимаешься?
Чапов помрачнел, налил спирт в стопки.
– Чем занимаюсь? Оно тебе надо – чужое горе? Давай-ка лучше выпьем, Индеец.
– А все-таки?
– Я нынче в убойном отделе, Ваня, пашу.
– Много работы?
– Много. А сейчас полный звездец – серия пошла. Бродит по городу какая-то сволочь, женщин режет.
– Найдете?
– Найдем. Серийщиков практически всегда находят… вот только пока мы его ищем, он режет.
– Понятно… его расстреляют?
– Навряд ли.
– Почему?
– Ты, Индеец, что – вчера родился?
– Почти.
– У нас теперь не расстреливают, Ваня. У нас теперь гуманизьм. Теперь суды почти не выносят смертных приговоров… в духе, так сказать, нового времени. Судьи опасаются – их ведь тоже обвинили во всех смертных грехах. Но даже если какого-нибудь упыря и приговорят к вышке, так "гарант Конституции" помилует. Он сейчас перед Западом гнется – только держись. Доказывает, что он "лидер нового типа", что у него "европейское мышление". А скоро, возможно, на смертную казнь введут мораторий [47] .
Или вовсе отменят. Да и вообще: вполне вероятно, что этого зверя признают невменяемым и направят на принудительное лечение в закрытую психушку. А годика через три он, "излечившись", оттуда выйдет… вот так. Нынче у нас не расстреливают, Ваня. А ты не знал?
Гурон посмотрел исподлобья, сказал:
– Нет.
Чапов налил спирту, сказал:
– А должен бы знать.
– Откуда мне это знать? Я целых три года был в командировке.
Чапай долго молчал, потом произнес:
– Я, Индеец, много людей оттуда видел. Меня обмануть трудно. Если человек отсидел хотя бы пару лет, у него в глазах… в общем… В общем, мне одно непонятно: где ты сидел, Индеец?
Гурон залпом выпил спирт, сказал:
– Я далеко отсюда сидел, Саша… очень далеко.
– За пределами России?
– Да.
– Тогда понятно, почему в ГУИН нет никакой информации. Я ведь запросы по всем каналам рассылал – нет ответа… срок-то какой?
– Пока не сдохнешь.
– Вот оно чего, – протянул Чапай. – Сбежал?
– Да, сбежал… а больше, Саша, не спрашивай.
– Понял, – сказал Чапов. Жан подумал: ничего ты, Саша, не понял… Встал перед глазами Остров.
– Ваня, – окликнул Жана голос Чапова. – Ванька, ты где витаешь?
Гурон через силу улыбнулся и ответил:
– На сказочно красивом острове под пальмами, Саша… век бы о нем не знать!
* * *
Август 92-го заканчивался, заканчивалось лето. Город наполнился ребятишками, открылись "Школьные базары", ГАИ проводила акцию "Внимание – дети!". Цены росли безудержно, везде открывались пункты обмена валют, на телевидении крутили "Санта-Барбару" и рекламу тампонов-сникерсов-памперсов. В "аналитических" программах, ласково улыбаясь, светился Егор Гайдар… Иногда вместо улыбчивой жопы Гайдара показывали суровое мурло Бурбулиса Гени или озабоченного Григория Алексеевича Яблинского… В независимой Ичкерии травили русских. Но тут же уговаривали не уезжать: "Русаки, не уезжайте. Нам нужны рабы и проститутки"… И в независимой Эстонии травили русских… и в независимой Литве… и в Латвии тоже… Лихо плясала канкан мадмуазель Новодворская… по швам трещали Югославия и Чехословакия… полыхало в Абхазии… в Таджикистане… в Приднестровье… на артскладах в Приморье рвались снаряды… требовали автономии Башкирия и Татария… В расплодившихся видеосалонах гоняли американские ужастики, гонконгские боевики и порнуху, именуемую "эротикой"… Вовсю циркулировали слухи, что грядущей зимой не будет отопления, не будет электричества, не будет газа. Население скупало спички, свечи, соль, консервы… Солидная финская газета опубликовала большую статью на тему: что делать, если через границу хлынут десятки тысяч голодных беженцев из России?.. Возле станций метро и в ларьках скупали ваучеры… В подъездах нюхали клей подростки… в общем, шел август 92-го.