Диллон улыбнулся.
— Ты тогда рассердилась на меня.
Она подняла брови.
— Если честно, я тебя испугалась.
Диллон взял ее за подбородок, погладил пальцами по уху. По ее плечам и дальше — вниз, по спине — рябью прокатилась легкая дрожь.
— Я думал, ты вообще ничего не боишься, — заметил он.
— Ты будешь удивлен. Прямо сейчас в верхних строчках хит-парада — киллеры и пауки-сенокосцы.
Гарри снова стиснула зубы, не давая себе разболтаться. Диллон провел большим пальцем по ее щеке, заставив слегка заныть свежеполученные синяки. Только тут до нее дошло, как она выглядит со стороны после той дикой встречи в горах. Она опустила глаза.
— А сейчас ты меня боишься? — спросил он.
Она покачала головой, потом кивнула и сразу же залилась краской. Диллон приподнял ее лицо за подбородок, так что Гарри пришлось снова смотреть ему в глаза, затем завел ей руку за затылок и притянул ее голову к себе. От его прикосновения кожа на затылке начала саднить. Гарри вспомнила, как тот тип — там, в горах, — чуть не вырвал ей волосы.
Словно зачарованная, она смотрела на приближающееся к ней лицо Диллона. В голове у нее вертелось одно и то же: это тот самый парень, что так заворожил ее, когда ей было тринадцать лет; это мужчина, в которого он вырос; это Диллон. Он нашел ее губы своими — мягкими, горячими, — раздвинул их языком, и у нее появилось ощущение, будто по ее телу пошел сладостный ток. Гарри сама не поняла, застонала ли она от удовольствия вслух или только про себя.
Диллон отстранился и заглянул ей прямо в глаза. Его взгляд был взволнованным — он явно не решался сделать следующий шаг. Гарри пришла в голову странная мысль, и она, не отдавая себе отчета, спросила:
— А ты меня боишься?
Судорожно сглотнув, он секунду смотрел на нее, затем кивнул.
— Чуть-чуть.
Гарри ухмыльнулась. Она попросту ничего не могла с собой поделать. Уголки его губ слегка дернулись в ответ. Затем он обхватил ее одной рукой за талию, другой притянул ее тело к своему паху и снова склонился к ней. Теперь он поцеловал ее всерьез. Гарри окатило жаром — сумасшедшее сердцебиение Диллона явственно отдавалось в ее теле. Он легонько, дразня, ударил языком по ее нижней губе. На этот раз она определенно застонала вслух.
Он снова отстранился, и Гарри открыла глаза. Ее лицо пылало огнем, веки отяжелели.
Одарив Гарри широкой, ленивой улыбкой, Диллон взял ее за руку и повел в спальню. Он прикасался к ней очень нежно, помня о том, что у нее болит шея, а руки покрыты болезненными порезами. Весь следующий час Гарри вдыхала его землистый запах, зачарованно глядя, как Диллон двигается вверх-вниз по ее телу. Захваченная его ритмом, затянутая вглубь этого ритма, как в водоворот, она в конце концов почувствовала, что его ритм стал ее ритмом, и слова «это Диллон, это Диллон…» стали сами собой повторяться у нее в голове как заклинание, после чего судороги, сотрясшие ее тело, заглушили и их.
Потом, глядя, как он спит, переплетя пальцы ее руки со своими, она вспомнила о том, что сказал Пророк.
Будь умницей. Иначе и тебе, и всем, кто тебе дорог, будет очень-очень плохо.
Она смотрела, как поднимается и опускается грудь Диллона, и слушала тихий звук его дыхания. Она мысленно провела пальцем по его темным бровям, дотронулась до еле заметного свода над его переносицей, затем позволила пальцу пройтись по его губам, подбородку и груди.
После этого она отвернулась и уставилась в потолок. Имоджин была права. Завтра она пойдет и навестит своего отца.
Гарри никогда раньше не приходилось бывать в тюрьме. Здесь оказалось светлее и теплее, чем она думала. Поерзав на оранжевом пластмассовом сиденье, она закинула ногу на ногу, потом снова вытянула ноги перед собой и обвела взглядом кресла, расставленные вдоль стен зала ожидания. Кроме нее и еще одной посетительницы — женщины лет за шестьдесят в пальто бутылочно-зеленого цвета, — в зале никого не было.
В основание шеи выстрелил болезненный спазм, и Гарри помассировала шею пальцами. Царапины на руках начали понемногу заживать, а синяки она кое-как замаскировала под толстым слоем макияжа.
Гарри посмотрела на часы. У нее еще было время, чтобы передумать и уйти. Она оглянулась на офицера средних лет, сидевшего за стеклянной перегородкой пропускника. Офицер говорил с кем-то по телефону. Лицо у него было круглое и сморщенное, за ухом торчала шариковая ручка. Он наклонил голову, посмотрел на Гарри поверх очков и улыбнулся, словно хотел подбодрить ее. Гарри осторожно кивнула в ответ и отвела глаза.
Они с отцом не виделись вот уже шесть лет. До сих пор ей удавалось не обращать внимания на этот факт и жить как ни в чем не бывало, но теперь пришло время извлечь его из тайников памяти и заново пересмотреть.
Гарри потеребила застежку сумки. Шесть лет — довольно большой срок. Наверное, ничего страшного не случилось бы, если бы она все-таки навестила отца раз-другой. Гарри впилась зубами в заусенец на большом пальце. Она принялась подыскивать предлог для своих неприходов, припоминая отцовский послужной список из двурушничества и неисполненных обещаний.
Выбрать было из чего, причем начиная с самого раннего детства. Например, тот случай, когда ей было шесть лет. Мать лежала в больнице, и забрать Гарри из школы должен был отец, но он, конечно, опоздал. В ожидании отца Гарри весь вечер, почти дотемна, просидела на школьной стене. Она помнила недоумение и боль от того, что ее бросили на произвол судьбы; помнила, как шарахалась от прохожих, которые, удивленно пялясь на нее, шли мимо. Когда отец наконец явился — с карманами, битком набитыми покерным выигрышем, — он сгреб ее в свои объятия, подбросил в воздух и сказал, что совсем забыл о ней.
Гарри вздохнула. Беда отца была в том, что ему никогда не приходило в голову, что он поступает плохо. Он вечно подводил людей, а потом никак не мог взять в толк, почему они сердятся на него. Мать давным-давно его бросила, не в силах ужиться с такими свойствами характера. Гарри хорошо ее понимала. Больно осознавать, что тот, кого ты считаешь героем, на самом деле заурядный жулик.
— Итак, леди, они готовы.
Гарри вздрогнула от неожиданности. Офицер, подозвав их, сунул бумажки в щель пропускника. Гарри медлила вставать, дожидаясь, пока женщина подойдет к нему первой.
Она поглядела, как та просовывает в щель пакет в подарочной обертке. Черт, наверное, ей тоже нужно было что-нибудь принести отцу. Шоколадных конфет, фруктов. Она резко расправила плечи и двинулась к пропускнику. Нечего миндальничать. Ее отец сидит в тюрьме за инсайдерские махинации, а не лежит в больнице с аппендицитом.
Офицер просунул в щель под стеклом бумажный листок.
— Ваш пропуск, — сказал он. — Отдадите его офицеру у главных ворот. Оставьте здесь вашу сумку — получите обратно, когда будете уходить. — Он снова посмотрел на нее поверх очков. — Идите за Грэйси, она знает дорогу.